Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

Двоих Крыленко сразу узнал: это были эсеры Гоц и Зензинов.

— Почему вы здесь, граждане эсеры? — спросил он, а мысль уже лихорадочно работала: заговор? Он знал, что оба они вошли в организацию, собиравшуюся свергнуть Советскую власть и присвоившую себе громкое имя: «Комитет спасения родины и революции». Они же возглавили юнкерский заговор, но при его подавлении им удалось улизнуть. Оказывается, ненадолго…

Не скрывая злобы, ответил Гоц:

— Мы у вас в плену, господин самозванец. Республика погибла, разбойники торжествуют. — Он цитировал Марата. — Рано торжествуете, Крыленко, народ скоро прозреет.

Крыленко почувствовал, как у него сжало виски.

— Мне некогда с вами спорить, гражданин Гоц, — устало сказал он. — История разберется, — Он подозвал конвоира. — Объясните, в чем дело, товарищ.

Пожилой рабочий, с суровым, непроницаемым лицом, неумело зажав винтовку в левой руке, стал докладывать:

— Задержали этих граждан под Гатчиной. К Керенскому, значит, спешили. Договариваться… Вы, мол, наступайте отсюда, а мы ударим оттуда. Из Питера то есть. И зажмем, выходит, большевиков в клещи.

— У вас очень грамотные бойцы, гражданин Крыленко, — иронично поглядывая из-под густых бровей, проговорил Зензинов. — Они умеют читать в душах.

Стремительно вошел Подвойский. Он был бледен.

— В Михайловском митингуют! — сказал он. — Настроение не в нашу пользу.

Крыленко понимающе кивнул. В Михайловском манеже располагался броневой батальон. От того, за кого будут броневики, зависела во многом обстановка в городе.

— Еду сейчас же! — сказал Крыленко.

Арестованные дожидались своей участи. «Спасители родины» сидели, выставив вперед, словно шпаги, свои зонты и трости. Они с испугом смотрели на Крыленко — ждали, как видно, что он прикажет тут же расстрелять их.

— Вот что, граждане, — сказал нарком, — возиться с вами революции некогда. Я прикажу вас немедленно освободить, если вы обязуетесь в дальнейшем соблюдать лояльность. Согласны?

— Ни за что! — истерично выкрикнул Гоц.

Остальные молчали.

— К вам, гражданин Гоц, это не относится. — Крыленко посмотрел на часы. Надо было спешить. — Освободите арестованных, товарищ красногвардеец. Всех… — Он помедлил: — Кроме Гоца… Вызовите отряд и отправьте этого господина в тюрьму.

Митинг в Михайловском манеже длился уже несколько часов. В едва освещенном огромном помещении, где свободно гулял ветер и пахло сыростью, две тысячи солдат пытались разобраться в происходящем и докопаться до правды. Они напряженно слушали ораторов, сменявших друг друга на крыше броневика, ставшего импровизированной трибуной. В полумраке манежа зловеще чернели башни и орудия броневых машин.

Часовые в дверях преградили Крыленко путь. Он вытащил свой мандат, подписанный Лениным.

— Проваливай со своими бумажками! — ожесточенно крикнул один из солдат и выразительно щелкнул затвором.

Рукой отстранив штык, Крыленко спокойно вошел внутрь.

— Стой! — заорали сзади. — Стрелять будем.

Не обращая внимания на крики, он решительно продвигался к стоявшему в центре броневику, откуда доносился взволнованный голос очередного оратора.

— Товарищи, — кричал солдат, — поймите, нужно немедленно заключить мир! Кто даст нам мир, за тем мы и пойдем. Мы на фронте не можем больше воевать — ни с немцами, ни с русскими…

— Это недостойно русского патриота! — Тщедушный человечек, стоя на крыше броневика, повторял, как заклинание: — Недостойно! Недостойно! Надо воевать до полной победы союзников!..

— Вы говорите, как Керенский! — раздался голос из толпы.

Молодой поручик, забравшийся на броневик, начал доказывать, что самое лучшее, пока положение не прояснится, — соблюдать нейтралитет.

— Что нам, солдатам, до всей этой свалки политических партий?.. — Он говорил спокойно и веско. Хорошо отработанная актерская «задушевность» располагала к нему изверившуюся, уставшую от посулов и призывов солдатскую массу. — Страшно русскому убивать своих же русских братьев. Давайте отойдем в сторону и подождем, пока политики закончат драться друг с другом.

Его проводили аплодисментами. «Правильно говорит», — рассудительно сказал кто-то рядом.

Крыленко протиснулся к самому центру. Он заметил знакомое лицо Джона Рида, дружески помахал ему издали рукой.

— Разрешите и мне сказать слово, — обратился он к офицеру, стоявшему возле броневика; тот был распорядителем митинга.

Офицер узнал его.

— Не надо, прапорщик… Мы сами разберемся. Без вас.

Но и солдаты узнали Крыленко. Один, изловчившись, вспрыгнул на капот, крикнул:

— Товарищи! Здесь товарищ Крыленко, нарком по военным делам. Он, хочет говорить.

Толпа загудела.

Не дожидаясь, пока утихнет волнение, Крыленко, к которому сразу же протянулось множество рук, забрался на броневик.