Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

— Товарищи солдаты! — крикнул он с такой силой, что возбужденный гул двухтысячной толпы разом утих. Он откашлялся, но хрип не проходил. Впрочем, все уже привыкли к хриплым ораторам: на многочисленных митингах в эти трудные дни мудрено было не сорвать голос — Мне незачем напоминать вам, что я солдат. Мне незачем говорить вам, что я хочу мира. Но я должен сказать вам, что большевистская партия, которой вы помогли совершить рабочую и солдатскую революцию, обещала предложить мир всем народам. Сегодня это обещание исполнено… — Он переждал аплодисменты. — Вас уговаривают остаться нейтральными в тот момент, когда в нас стреляют на улицах и ведут Керенского на Петроград. Совет Народных Комиссаров — это ваше правительство. Вы хозяева положения. Великая Россия принадлежит вам. Подумайте хорошенько, согласитесь ли вы отдать ее обратно?

Крыленко кончил речь и сразу почувствовал, как подкашиваются ноги. Голова закружилась. Он пошатнулся и чуть не упал. Сотни рук поддержали его. Голос его снова обрел силу:

— Времени митинговать больше нет. Час выбора настал. Кто за Керенского — направо! За Советы — налево!

Толкаясь, наступая, друг другу на ноги, солдаты ринулись влево. Под мрачными сводами манежа гулко тарахтели моторы броневиков.

— В Смольный, — чуть слышно прошептал Крыленко, обхватив спину ожидавшего его у входа мотоциклиста. Больше всего он боялся заснуть на ходу.

Холодный ветер, бивший в лицо, быстро прогнал усталость.

На ступеньках Смольного его встретил пожилой конвоир, которого он оставил в швейцарской часа полтора назад. Лицо его выражало растерянность и испуг.

— Гоц сбежал, — виновато сказал он. — Ума не приложу, как это случилось…

Сбежал один — поймали другого. Красногвардеец, который доставил арестованного в Смольный, стал торопливо докладывать:

— Задержан в штабе Петроградского военного округа… Там в шкафу штабные бланки лежат, так он возле этого шкафа все вертелся. Очень подозрительный малый. Стали проверять документы, а он вдруг как заплачет, трясется весь: не убивайте, кричит, у меня есть важное сообщение. Ну и решили, значит, его сюда доставить, товарищ нарком. Для разбору…

На табуретке, согнувшись, трясся мелкой дрожью юноша лет семнадцати. На его худые плечи была накинута шинель.

— Ваше имя? — спросил Крыленко.

— Зелинский Евгений, — всхлипнул арестованный. — Прапорщик.

— Давно ли? — удивился Крыленко.

— Произведен генералом Корниловым… Досрочно…

— Офицер, значит… — насмешливо протянул Крыленко. — Небось Зимний обороняли? Отпущены под честное слово? — Зелинский кивнул. — Ну что ж, прапорщик, с вами разговаривает народный комиссар по военным делам прапорщик Крыленко. Выкладывайте свое важное сообщение.

Зелинский перестал дрожать. Его воспаленные глаза впились в наркома.

— Заговор… — выдавил он наконец. — Я завербован… Должен был украсть бланки… Не знаю зачем…

— Кто заговорщики?

— Офицеры…

— Кто во главе?

— Пуришкевич…

Пуришкевич?! Тот самый?! Сухонький, с бородкой, прикрывавшей впалые щеки? Вспомнилась его площадная брань с думской трибуны, выкрики, которыми он всегда сопровождал речи большевиков. Пуришкевич… Организатор черносотенных погромов, кровопролитий, убийств из-за угла. Что ж, от него можно было и в самом деле ожидать всего. Но чтобы именно он оказался во главе военного заговора, чтобы офицеры стали под команду бессарабского помещика, этого барина, намозолившего глаза всей России своей поддевкой и бородой!..

— Когда вас ждут с бланками?

Зелинский посмотрел на часы.

— Через пятнадцать минут.

— Где?

— Гостиница «Россия». Мойка, шестьдесят…

Раздалась команда, и шесть грузовиков с вооруженными красногвардейцами выехали из ворот Смольного, направляясь к набережной Мойки.

Гостиницу оцепили, выставили посты, на чердаках соседних зданий установили несколько пулеметов: кто знает, как поведут себя заговорщики!..

— Вперед! — скомандовал Крыленко, вытащив из кобуры револьвер. — Цепочкой… Прижимайтесь к стене.

Но выстрелов не было. Красногвардейцев никто не ждал.

Постояльцы гостиницы пили чай, играли в карты, а иные уже спали. Их разбудили. Под кроватями лежали винтовки, гранаты, патроны, а в одной из комнат — даже пулемет, накрытый ватным одеялом.

— Все арестованы! — сказал Крыленко.

Никто не сопротивлялся.

— Где ваш руководитель?

Арестованные молчали.

— Никого из здания не выпускать! Обыскать все помещение.

Зелинский сообщил, что Пуришкевич живет в номере двадцать три. Номер оказался пустым. В книге постояльцев, которую вел хозяин гостиницы, было записано: «23 — г-н Евреинов».

У красногвардейцев нашлось много добровольных помощников — дворник, горничная, швейцар. Они охотно открывали, запертые двери, обшаривали подвал, чердак, чуланы. Пуришкевич как в воду канул.

С особым рвением искал Пуришкевича дворник гостиницы.

— Нигде нетути, товарищ начальник, — подобострастно улыбаясь, проговорил он, вылезая из очередного шкафа, — хучь оближите усе, а ни одной твари больше не найдешь. Может, сударь энтот уже эвакуировался, а мы зазря тут полозием…