— Отказываетесь ли вы категорически дать нам точный ответ и исполнить нами данное предписание? — продиктовал Ленин, и по тону его, по краткости и решительности, с которой был поставлен вопрос, Крыленко понял, что затянувшийся на два с лишним часа мучительный и бесплодный разговор подходит к концу.
«Точный ответ я дал…»
Точного ответа он не дал, но увертки Духонина достаточно ясно говорили сами за себя.
Ленин уже не ходил по комнате, он почти приник к аппарату, и каждое слово его, когда он диктовал, дышало уверенностью и силой.
— Именем правительства Российской республики по поручению Совета Народных Комиссаров мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение предписаниям правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран…
Телеграфист не поспевал за быстрой ленинской речью. Ленин терпеливо ждал, пока он кончит стучать ключом.
Все уже было сказано. Выбор сделан.
Оставалось назвать преемника.
— Передавайте… — В усталом голосе Ильича послышались торжественные нотки: — Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко.
Это была историческая минута. Историческая для революции. Для страны. Для армии. В конце концов и для него самого. Ему было тридцать два года. Он всегда причислял себя к людям сугубо штатской профессии. Был учителем истории и литературы. Получил диплом юриста. Мечтал о научной работе. Стал профессиональным революционером — агитатором, пропагандистом, деятелем партийного, подполья. По чистой случайности, из-за провала и ареста, попал в армию. Офицер в самом младшем офицерском чине снискал себе всеармейскую популярность.
И все же никогда не мог он подумать, даже при самом богатом воображении, что станет главковерхом. В критический, переломный момент истории страны. И что на плечи его лягут неслыханной трудности задачи: вести армию не в бой, а на переговоры о мире; не допускать хаоса, но парализовать войну; защитить революцию от посягательств ее внутренних и внешних врагов.
Он всегда выполнял любое задание революции. Выполнит и это.
СЛОВО ДЛЯ ОБВИНЕНИЯ…
…Старой армии уже не существовало. Новая армия революции, получившая название Красной, отразила немецкое наступление и спасла завоевания Октября. У ее истоков тоже стоял Крыленко: вместе с Подвойским он возглавлял Всероссийскую коллегию, которая формировала красноармейские части.
Третьего марта восемнадцатого года был подписан Брестский мир, а еще через день приказом Высшего военного совета должность главкома была упразднена: в ней теперь не было нужды.
Седьмого марта Петроградский революционный трибунал начал рассмотрение очередных дел. Во дворце, который раньше принадлежал великому князю Николаю Николаевичу, с утра было многолюдно. В роскошных залах, отделанных мрамором и зеркалами, судьи из народа воздавали по заслугам врагам революции. Сотни людей, разместившись на простых дубовых скамейках, которые привезли сюда из каких-то «присутственных» мест, учились азбуке революционной справедливости: перед ними разворачивались драмы, о которых нельзя было прочитать ни в одном романе, открывались такие бездны человеческого падения, от которых захватывало дух.
Здесь судили заговорщиков, убийц, спекулянтов, саботажников, мародеров, провокаторов, доносчиков, клеветников — тех, кто пытался отнять у народа завоеванную им свободу, и тех, кто особенно рьяно и подло служил царизму.
Крыленко уже был здесь однажды — в начале января, когда приезжал из ставки на открытие Учредительного собрания. Раскрыл утром газету — в глаза бросилось сообщение: «Приговор по делу Пуришкевича и других заговорщиков будет вынесен сегодня». Времени не было, и все же любопытство заставило его выкроить четверть часа. Как-никак он имел некоторое отношение к этому делу.
Приговор читал первый советский судья — один из тех высокоинтеллигентных русских пролетариев, чей талант раскрыла революция, — столяр Иван Жуков. По обе стороны от него стояли шесть заседателей.
Приговор вынесли «именем революционного народа». Приговор заговорщикам, преследовавшим контрреволюционные цели, «достижение которых могло бы вылиться в кровопролитие». Стоя, с непокрытыми головами слушали люди.
— Пуришкевича подвергнуть принудительным общественным работам при тюрьме сроком на четыре года условно, причем после первого года работ с зачетом предварительного заключения Пуришкевичу предоставляется свобода, и, если в течение первого года свободы он не проявит активной контрреволюционной деятельности, он освобождается от дальнейшего наказания.
— Мало дали, — пробасил кто-то.
— Мало, мало! — загудел зал.
Судья поднял руку, призывая к молчанию.
— Граждане публика! — сказал он. — Трибунал может объяснить несознательным и неразобравшимся вынесенный приговор. Победивший народ не мстит своим врагам. Это буржуи и их жены выкалывали зонтиком глаза коммунарам. А народ великодушен. Людей темного царства надо изолировать, чтобы сделать их безвредными. Когда наша революция укрепится, мы их на все четыре стороны отпустим.