Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

— А квартиры в Москве, Владимир Дмитриевич, вы нам подберете? — Вспомнив о чем-то, Ленин снова захохотал. — Когда мы уезжали из Швейцарии, я зашел проститься к хозяину. Фамилия его Каммерер, сапожник. — Он обратился к Крыленко: — Это было в Цюрихе, мы сняли там квартиру уже после вашего отъезда, Николай Васильевич… Каммерер удивился: «Смешно, господин Ульянов, уезжать, когда деньги за квартиру уплачены вперед. Разве у вас столько денег, что вы можете разбрасывать их на ветер?» Я ему объясняю: много, мол, у меня в России дел. «Больше, чем здесь?» — спрашивает. «Думаю, что больше», — отвечаю я. Каммерер посмотрел на меня с сомнением: «Положим, больше писать, чем здесь, вы уже не сможете. Найдете ли вы в России квартиру — это тоже вопрос, газеты пишут, что там теперь большая нужда в помещениях».

— И что же вы ему ответили, Владимир Ильич? — весело спросил Крыленко.

— Что какую-нибудь комнатенку я себе все же найду, но едва ли она будет такой удобной, как у господина Каммерера. Он расчувствовался и сказал: «Ладно, я через месяц переезжаю на другую квартиру и там приготовлю вам комнату. На всякий случай. Все бывает, может быть, вы еще вернетесь». Выходит, если с квартирами в Москве будет туговато, у меня есть запасной вариант.

Все, кто собрался в тот вечер в ленинском вагоне, были связаны давней и прочной дружбой. Они любили шутку, задорную песню, состязания в остроумии за чашкой чая. Долгие годы подполья, тюрем, ссылок, эмиграции научили их ценить минуты общения. Теперь, поглощенные огромной государственной работой, они встречались друг с другом все больше на совещаниях, заседаниях, конференциях, митингах. Сутки были расписаны почти поминутно, посвятить «просто» разговору хотя бы час казалось недоступной, расточительной щедростью. Ночь в поезде, свободная от повседневных дел, была счастливой случайностью.

Но Ленин вдруг посерьезнел, заторопился в свое купе. «Устал, отдохнуть ему надо», — подумал Крыленко, с тревогой вглядываясь в осунувшееся, бледное лицо Ильича.

Он не знал, и никто тогда не знал, что, запершись в купе, Ленин снова сядет за стол. И напишет — на одном дыхании — одну из самых вдохновенных своих статей — «Главная задача наших дней», раздумья о России, о революции, о насущных задачах…

Как и все большевики, прибывшие с совнаркомовским поездом в Москву, Крыленко жил сначала в 1-м Доме Советов, где ныне помещается гостиница «Националь». Здесь «нашлась квартирка» и для Владимира Ильича. Вечерами наркомы, члены ЦК, видные деятели партии собирались у кого-нибудь, приносили из кубовой кипяток, пили жидкий чай и спорили, спорили; предстояло не только выводить страну из разрухи, строить новую жизнь, но и бороться с врагами — явными и тайными.

С явными и тайными врагами и послала теперь партия бороться Крыленко: в конце марта Совнарком поручил ему организовать публичное обвинение в революционных трибуналах Советской Республики. Этим же постановлением видный партийный деятель Елена Федоровна Розмирович была назначена руководителем комиссии по расследованию самых важных и крупных политических преступлений.

ЧАС РАСПЛАТЫ

В воскресенье, третьего ноября, накануне первой годовщины Октября, в Москве открывали памятники великим деятелям прошлого: революционерам, писателям, мыслителям. Посреди Александровского сада был воздвигнут бюст Робеспьеру, у кремлевской стены — народным поэтам Никитину и Кольцову, на Трубной площади — Тарасу Шевченко. Готовились торжества, и Крыленко загодя обещал принять в них участие. Он хотел сказать слово о поэтах, прочитать свои любимые стихи.

Но неожиданные события заставили его отказаться от этого плана: в Петроград добровольно пожаловал и передал себя в руки властей Роман Малиновский. Бывший член ЦК большевистской партии. Бывший руководитель большевистской фракции IV Государственной думы. Бывший товарищ, которому верили, от которого не было никаких тайн. Еще совсем недавно по заданию ЦК Розмирович и Крыленко работали с ним бок о бок, помогая составлять тексты депутатских речей, запросы в Думе — министрам и иным царским сановникам, запросы, публично разоблачавшие самодержавие.

Еще тогда и Елена Федоровна, и Николай Васильевич заподозрили Малиновского в неискренности, фальши. Эти подозрения усилились, когда Малиновский неожиданно, не посовещавшись с ЦК и со своими товарищами, подал в отставку, сложил с себя депутатские полномочия, сбежал за границу. Но предъявить ему более серьезные обвинения — для этого не было тогда бесспорных доказательств, неопровержимых улик. Поэтому партийный суд в польском городе Поронине (там жил тогда в эмиграции Ленин) исключил Малиновского из партии лишь за то, что тот самовольно оставил свой пост.

После Февральской революции, когда полицейские архивы были преданы гласности, тайное стало явным: Роман Малиновский оказался давнишним платным агентом охранки.

И вот он явился сам…

Предателя доставили в Москву, спешно велось следствие, и уже на пятое ноября был назначен суд.