Против часовой

И тут она вспомнила: ну да, она же пришла узнать новый адрес

Валерки. Но вспомнить, зачем ей понадобился Валерка, она тоже уже не смогла.

Появилась гитара, и кто-то, отчего-то в сомбреро, запел А на нейтральной полосе цветы, и все присутствующие тоже хором запели, и вдруг стало заметно, что все эти люди отчаянно не хотят стареть, а хотят хоть ненадолго – назад, в прошлое и в молодость. Но видно было, что получается это у них неважно, не слишком натурально.

Впрочем, Наташа тоже с энтузиазмом подпевала, вот только на втором куплете слова иссякли – никто уже не помнил этих старых слов, поэтому повторили кряду раза три припев, и хор сам собой распался…

Наташа почувствовала, что кто-то обнимает ее сзади за плечи, дышит в ухо, и по этому дыханию она узнала Гошу и даже чуть поежилась – насколько же она его не забыла. Она обернулась, сказала еще раз

поздравляю и прибавила зачем-то совсем глупое не знала, что ты такой знаменитый.

Ладно, Татка, сказал Гоша, ты-то как сама? И Наташа открыла было рот, чтобы сказать – как она и чем-нибудь похвастаться, – дочками, чем же еще, не званием же доцента, – но Гоша уже говорил с кем-то через стол, а потом кто-то протянул ему зажигалку, потому что он держал во рту незажженную сигарету. И Гоша сказал, затянувшись и отвернув лицо, чтоб не выдохнуть Наташе в нос: знаешь, сейчас модно разводить страусов. Каких страусов, зачем страусов? Они несут, понимаешь, Татка, во-от такие яйца! Кто несет, куда, какие яйца?

Представляешь, на Пасху можно наклеивать на них аппликации – жизнь

Иисуса в картинках и делать роспись. Какие аппликации? Наверное,

Гоша сильно пьян… И вот, Татка, мы с тобой чокаемся разноцветными страусиными яйцами – как думаешь, чье первое разобьется? И тут

Наташе предательски захотелось зареветь. Давай похристосуемся,

Татка, и все забудем.

– Сейчас не Пасха, – выговорила Наташа и икнула.

Гоша пристально взглянул на нее и молвил: подожди. И исчез.

Наташа выпила еще рюмку, потому что соседка нежданно ее узнала, после того, видно, как к ней подходил Гоша. Принялась нести обычную в таких случаях околесицу, мол, помнишь того, а помнишь этого, и потом брякнула бестактное ты была такая хорошенькая. А ты и тогда не была, хотела срезать ее Наташа, но промолчала; поднялась и нетвердо направилась в туалет.

Неожиданно Гоша перехватил ее, увлек на кухню, приговаривая:

нашел. Наташе представилось, что Гоша сейчас обнимет ее, как когда-то, на этой самой кухне, и поцелует, но вместо этого он вытащил из нагрудного кармана рубашки какую-то открытку. Вот, держи, здесь для тебя привет. И обратный адрес… И посмотрел на

Наташу насмешливо, как ей показалось.

Наташа протянула руку автоматически, взяла открытку, поражаясь: как мог Гоша все угадать? Не мог же он знать про Указ. Или мог, быть может, уже опубликовали? И, стыдясь, кивнула. Ну вот, оставь себе, сказал Гоша и еще раз заглянул ей в глаза – теперь, кажется, с некоторым даже сочувствием. И отвернулся, пошел к гостям.

Наташа посмотрела на лицевую сторону открытки – там был изображен кактус, обвитый, как рождественская елка, гирляндами лампочек. И подпись Merry Christmas. Перевернув открытку, Наташа узнала Валеркин почерк: четкий бисер, всякая буковка отдельно. Руки ее задрожали.

Она посмотрела на обратный адрес, написанный не как у нас, внизу, а сверху. Открытка была из Мексики. Наташа не поверила, попыталась разобрать дату на штемпеле, унимая дрожь, а то буквы так и прыгали.

Выходило, что открытка пришла не к нынешнему Рождеству, а к прошлогоднему. Может быть, Валерка был в это время в Мексике как турист, вот и послал… Но нет, обратный адрес был не отель, а город

Мехико. И начинался он c Valeriy Adamsky.

Наташа достала очки из сумки и пробежала глазами мелкий текст. После дежурных поздравлений и пожеланий, после какой-то только ее бывшим мужьям понятной хохмочки, смысл которой не дошел до Наташи, в открытке была приписка: “Если увидишь мою, передай привет из-под кактуса. Я часто Наташку вспоминаю. Даст Бог, еще свидимся. Думаю,

Бог даст, он же всемилостив”. Наташа как стояла, так и опустилась на табуретку. Выронила открытку: мою. Но опомнилась, быстренько подняла, сунула в сумочку.

Глава 12. Неужели ехать

Утром в квартире Наташа осталась одна – муж ушел на службу, девочки разбежались по учебам. И всю первую половину дня Наташа провела перед зеркалом. Грустно усмехнулась, когда услышала, как по телевизору какая-то певичка отвечала интервьюерше на вопрос о шейпинге и о тренажерах: иногда увидишь у себя изъяны, здесь лишнее и здесь лишнее… И Наташа вскользь подумала – не без раздражения,

– что редактор мог бы и поправить: изъяны – это не когда лишнее, а когда чего-то не хватает… И, разглядывая свое постаревшее лицо,

Наташа поняла, что она сейчас в критическом, последнем женском возрасте, когда еще сегодня все может случиться, а завтра уже будет поздно… Наташа достала заветную открытку, аккуратно переписала мексиканский адрес в записную книжку. Быть может, написать ему и он прилетит сам? Но эта мысль отчего-то не показалась Наташе удачной.