Против часовой стрелки

Медсестра рассчитывала на секс. Под коротким халатом она специально оставила лишь чулки и нижнее бельё. На уровне подсознания она даже хотела, чтобы в самый ответственный момент спустился кто-нибудь с других этажей. Зачем? Она не могла на это ответить. Но сама идея, что другие будут смотреть на их секс, очень сильно её возбуждала.

Однако на данный момент Дима был не в том настроений, чтобы требовать от него физического удовлетворения.

— Нет, не надо, — смотрел он отсутствующим взглядом на чёрную жидкость. — Это не тот холод… это… изнутри.

— Всё хорошо? — не на шутку перепугалась Кристина. — Может, ты домой пойдёшь? Если что-то не так…

— Нет, не пойду, — твёрдо ответил он. — Прости, просто… Просто…

— Я всё понимаю. Наверно зря я тебя вообще сюда позвала.

— Нет. Не зря. Хорошо, что я пришёл. Сейчас я наберусь смелости и… пойдём дальше.

Кристина посмотрела на возлюбленного широко раскрытыми глазами.

— Зачем? — только и нашлась она что спросить.

— На старика хочу посмотреть. Помнишь, ты говорила?

Медсестра рассказала ему о том, как старик из сто десятой палаты, перед погружением в сон, поцеловал фотографию жены.

— Может не надо? — неуверенно произнесла Кристина.

— Расскажи о нём, — проигнорировал её вопрос Дима.

Работница хосписа несколько минут молчала. Не знала с чего начать. Издалека донёсся приглушённый женский голос. Кто-то разговаривал по телефону на площадке между этажами. Пару мгновений вслушивалась, кто бы это мог быть, но так и не догадалась.

— Я не против, если ты мне и прочитаешь, — по-своему расценил Дима воцарившееся молчание. Он сделал маленький глоток из кружки. Довольно крякнул. После этого залпом выпил. Кофеин взбодрил его. К лицу прихлынула кровь. Он потянулся и поставил кружку на подоконник.

Кристина уцепилась за возможность прочесть. С чего начать она так и не придумала. Мозг отказывался вспоминать необходимую информацию. Так иногда бывает на экзамене, с плохо выученным билетом. Вроде и знаешь, а вспомнить не можешь. Открыла на компьютере папку озаглавленную «110». Пробежала глазами файлы.

Если руководство узнает, что она рассказывает о личной жизни пациентов, то по головке её никто не погладит. Даже больше — с позором выгонят. При самом худшем раскладе, родственники ещё и засудят.

— Значит… — открыла она один из файлов. — Его зовут… Майоров Игорь Петрович. И он полковник ВДВ.

— Фамилия Майоров, но он полковник? — Дима понемногу начал оживать от посещения сто второй палаты.

— Угу, — кивнула Кристина. — Наград у него тут… Много. Очень много. Даже улица в честь него есть в Москве… Вот! Самое примечательное! Его жену сбила машина. Насмерть. Сразу после этого у него обнаружился рак мозга четвёртой степени.

— Предпоследней, — уверенно произнёс Дима, будто всю жизнь проработал в онкологии и о раке знает всё.

— С пятой степенью рака уже в гробу лежат, — улыбнулась Кристина. — У него обнаружили четвёртую. Дело не в том. Самое интересное, что дети настаивают, будто у отца ничего не было! Он был здоров, как молодой жеребец! А как только жены не стало, сразу четвёртая стадия! И от лечения он отказывался. Представляешь?

— Вообще-то нет, — Дима почесал затылок. — Это же невозможно! Насколько я знаю, там же сильные боли…

— Да. Сильные боли. Но он отказывался.

— Не хотел жить без неё, — покивал Дима своим мыслям. — А разве может быть, чтобы у человека было всё нормально и тут ба-бах! Четвёртая стадия? Это же невозможно.

Кристина тяжело вздохнула. Достало её постоянное «невозможно».

— Я бы поменьше употребляла «невозможно», — с неожиданной даже для самой себя злостью, процедила она сквозь зубы. — Да. Это странно. Здесь не разбирались, когда у него появился рак. Здесь ему предоставили круглосуточное наблюдение. Может дети ошиблись… или ничего не знали. Может быть они с женой скрывали от них. А когда она умерла… А может и действительно, на нервной почве, у него первые три стадии протекли с феноменальной скоростью? Не думал об этом?

— Ты врач, — Дима равнодушно пожал плечами. — Тебе виднее.

Он вырос в традиционно-патриархальной семье, где слово и мнение отца было законом и правдой в последней инстанции. Мать не имела права перечить, повышать голос, дерзить. Она могла только мягко и ненастойчиво донести своё мнение. Если отцу оно симпатизировало, то он прислушивался.

Дима понимал, что с этой девушкой такой жизненной модели не сложится. Не тот темперамент. Предстояло выбрать: ломать её характер или перекраивать свой. Определиться он не мог. Себя переделывать лень, да и кажется, что невозможно. А получится ли сломить её характер и вовсе неизвестно.

— Я ещё не врач, — Кристина чуть убавила тембр голоса. — Я только учусь. И учиться мне ещё долго. Но кое-какие азы я знаю.

— Хорошо, — Дима равнодушно и отстранённо смотрел в окно.

В крошечном внутреннем дворике, между лавочек для посетителей, прыгала стайка воробушков. Медсестра никогда не видела, чтобы там кто-нибудь сидел. Но красились лавочки два раза в год, а дворнику полагалось убирать там ежедневно.