Против справедливости

– Вот-вот, та самая. На его сорокапятилетии при гостях говорит ему: «Спорим, что я перед тобою спляшу голая, стриптизада отдыхает». У него аж засвербело, девчонка молодая. «На что спорим?» – «На желание. Ты на свое, я на свое». А пьяная мамаша: «Давай, дочка, гни свое крутое». – «А кто нас рассудит?» – спрашивает Ирод. «Кто… естество твое. Судья нелицеприятный». – «Идет». – «А коли обманешь?» Он поклялся ей царской клятвой.

У женщин с ведрами глаза загорелись, как у кошек в темноте. Воображение рисовало им, как плясала эта Лилит – до тех пор, пока мучительно, перед всеми, он не пролил семя.

– Вот… – кончила Ривка, для правдоподобия тяжело дыша. – «Ты обещал, дядя, исполнить любое мое желание. Я хочу в мужья пророка, которого ты держишь в заточении». И такая Ирода взяла на себя досада. «Хорошо, я не возражаю, бери его в мужья, если сумеешь». Приказал отвести ее в темницу. Спустились на одно подземелье, потом еще на одно, и еще на одно, все ниже и ниже, и на самом дне – он. На цепи сидит. Да только представляете, бабоньки – дщери галилейские, ничего-то у них не вышло. «Ну что, – спрашивает наутро Ирод, которому уже обо всем доложили – чем закончился шиддух? Когда свадьбу играем?» А она, паршивая девчонка: «Отруби ему голову». – «За что же ему голову рубить? – спрашивает Ирод. – Не буду я ему голову рубить… Ну, хочешь, я ему уд отсеку? При тебе». – «Нет, голову». – «Подумай, голова – это же неинтересно». – «Ты проспорил мне желание. Желаю голову». – «Я выполнил твое желание. Выходи за него». – «Я передумала. Желаю голову».

– И что же? – спросила Мэрим упавшим голосом. Она знала: Ревекка, что по целым дням сидит у колодца, народная сказительница. Но когда врут про других, то «хотите верьте, хотите нет», а когда про твоих, «хочешь – не хочешь, веришь».

– Ничего, отсекли голову. А Иродиада еще вынула из волос булавку с ониксом и проткнула мертвый его язык.

Вскоре разнеслось по городам и весям, что Четверть Ирода в замке на Соляном море казнил Иоанна Кропителя. Этого якобы потребовала Иродиада – за «вавилонскую блудницу»[19].

У Мэрим камень с сердца, когда стало известно наверное, кто́ был обезглавлен в Махароне: «Значит, Иоханан…». Свой талэс ближе к телу, не говоря уж о своих страхах. Иоанн-хасей, величием подобный Илье-пророку, приходился двоюродным братом Сыну Божьему. «А может, сводным – не двоюродным? – размышляет Мэрим. – Может, от того же Святого Духа, что и Яшуа? Ничего же не разберешь. Вон Сарра у Авраама в сестрах ходила»[20].

При жизни Иоханан превосходил славою Яшуа, который скромно говорил: «Я большее в меньшем». Двоюродные или сводные, братья соперничали в скромности. «Из рожденных женщиной не восставал больший», – говорил Яшуа о кузене. «Я не достоин расшнуровывать ему обувь», – не оставался перед ним в долгу Иоанн. А пока они на людях обменивались любезностями, за спиною у них их ученики выясняли отношения. Так уж устроен мир.

Провели границу, не территориальную, а в плане специализации: кому что обличать. Галилеянин Яшуа обличал лицемерие фарисеев, блюдущих законы – тоже лицемерные, выходило. Другими словами, бил по Храму прямой наводкой, «как из модифицированной катапульты «Вулкан-16». Политики же избегал: «Богу Богово – Кесарю Кесарево». Ирода с его Иродиадою и вовсе не трогал.

Иоанн, житель Иудеи, в противоположность Яшуа разит божественным глаголом погрязших в распутстве галилейских правителей, чьей юрисдикции не подлежит. Это на них заносит он революционную длань, выпростав ее из-под верблюжьей бурки. Это им грозит он небесною карой, это их проклинает он именем Моисеева Закона.

В одном случае никакой политики, в другом случае никакого богословия.

Ирод не властен казнить Иоанна Кропителя – жителя Иудеи, это еще хуже, чем нарушение копирайта. Как «копирайт» по-арамейски? Во все времена люди тонко чувствовали, что значит кража чужой собственности, даже когда утверждали, что все наоборот, что собственность – это кража. Но если не Иоаннова, тогда чья же голова слетела под секирою палача? Отсюда сомнения – страшно выговорить какие. Слава Богу, в синагогах стали читать каддиш по Иоханане бар Захарье.

Если Мэрим, услыхав об умерщвленном пророке, решила, что Яшуа казнен, то Ирод, услыхав про чудесные исцеления, решил, что Иоанн воскрес. Мэрим не смыкала глаз в своем закутке, а тетрарх не мог уснуть в своей опочивальне, откуда открывалась восхитительная панорама: страна, текущая ложью во спасение. Как идише мамэ в забытом Богом Назарете, маялся Ирод Антипа меж страха и надежды, что где-то в неведомых селеньях творит чудеса и проповедует скорое наступление Царства Божьего новый Илия, им убиенный, но воскресший. Пугаться, что воскрес, или надеяться, что воскрес?

Хотеть бессмертия или не хотеть – вот в чем вопрос. Ведь как захочу, так и будет. Здесь каждый сам себе господин, чье желание – закон.

Пока был жив Иоанн, Ирод любил, замотав лицо благовонной материей, спускаться к нему («С умным человеком и поговорить любопытно», «Ирод с удовольствием слушал Иоанна»).