Несколько человек из организации „Жертвы Хиросимы” специально приехали в Токио для встречи со мной. Мы провели вечер в отличном ресторане, обсуждая дела их организации и взаимоотношения ее с другими пацифистскими группами. Конечно, это была деловая встреча, но при всем том я чувствовал, что они приехали из такой дали еще и для того, чтобы лично повидаться со мной.
В Японии мы пробыли всего десять дней и уезжать оттуда мне было решительно неохота. Информация, накопленная мною, была столь обильна, что мне потребовалось целых три дня, чтобы уместить ее в рапорт, который я вручил лично Коваленко.
— Отлично, — сказал он. — Нам кажется, что твоя поездка была успешной, и мы думаем включить тебя в качестве консультанта в делегацию комсомола, которая едет в Японию в июле.
Конечно, я был счастлив. Делегации комсомола всегда отлично принимают во всех концах света. Во время десятидневного пребывания в Японии я был так занят, что мне фактически было не до осмотра достопримечательностей. И все же какой-то частью души я уже прикипел к этой стране. Так что еще одна возможность посетить ее была вроде дара небес.
Итак, в начале июля 1967 года я оказался в составе группы деятелей комсомола. Эта группа должна была принять участие в фестивале японской молодежи на берегу озера Яманака. Делегация в основном состояла из секретарей районных и областных комитетов комсомола, однако входили в нее и функционеры меньшего ранга, а также несколько тщательно отобранных рабочих. Кроме того, для показухи в делегацию включили спортсменов, певцов, танцоров и прочих знаменитостей. Среди последних оказался и Владимир Комаров — космонавт, из числа самых незаурядных. На второй или третий день плавания нас прихватил шторм и практически всех свалила морская болезнь. Комаров, человек отлично тренированный и к тому же побывавший в космосе, посоветовал нам:
— Шевелитесь. Бегайте. Делайте гимнастику, всякие упражнения. — Однако, увидев, как вывернуло одного из пассажиров, он почувствовал себя плохо. — Меня обманули, — сказал он, придя в себя. — Мне никогда не говорили, что морская болезнь заразна.
К сожалению, в следующем космическом полете Комаров погиб. Аппаратура космического корабля „Союз”, на котором он летел, забарахлила, и корабль сошел с заданной орбиты. Контрольная станция сумела вернуть „Союз” на нужную орбиту, но не сработало устройство, замедляющее падение корабля. Зная, что гибель неизбежна, Комаров, однако, продолжал сообщать контрольной станции на земле ценные данные, и голос его при этом был спокоен. Его до сих пор помнят как героя. Я рад, что познакомился с ним — он был хорошим человеком.
Японцы почемун’о решили поселить нас в Олимпийской деревне, и оказалось, к нашему удивлению, что вся территория этой деревни окружена забором из колючей проволоки. Ворота запирались с 11 вечера до 8 утра. КГБ эта ситуация была по душе, так как облегчала контрразведчикам, замаскированным под членов комсомольской делегации, вести наблюдение за своими согражданами — обычными делегатами. Однако большинству из нас эти ограничения были весьма огорчительны.
В конце концов я решил что-то предпринять. Однажды, когда группа делегатов завела речь о жизни в Японии, я упомянул об огромном рыбном рынке в Цукидзи.
— Он самый большой в мире, — сказал я с видом знатока.
— Если ты столько знаешь о нем, устрой, чтобы и мы его посмотрели, — предложил кто-то.
На самом деле, я никогда этого рынка не видел, однако не хотел признаваться в этом.
Я знал, что если хочешь действительно посмотреть, как там и что на этом рынке, надо быть в Цукидзи не позже полшестого утра. При нашей делегации был шофер Морозов — девятнадцати летний парень, сын русского эмигранта, говоривший и по-русски и по-японски. Я условился с ним, что в 5 часов утра он будет ждать нас с машиной возле Олимпийской деревни. Тем утром, выскользнув из наших комнат, мы перелезли через забор и погрузились в машину. Фактически нашим гидом на рыбном рынке был Морозов, но все были так поглощены глазением по сторонам, что никто не обратил на это внимания.