Против течения (сборник рассказов)

(Итак, дорогие читатели... Кстати, вы прочитали эпиграф в правом верхнем углу? – Нет ещё? Тогда прочитайте его внимательно. Конечно, он возмутит дремлющее сознание глубоко уважаемого профессорско– преподавательского сообщества. Но вопреки их высокому Мнению мы считаем, что это четверостишие – лучшее, что было сказано о нашей так называемой образовательной системе. И сочинено оно человеком весьма большого таланта... Кавычки видели? – Увы, мы тоже можем только позавидовать белой завистью автору этих гениальных строк. Вообще–то как– то туговато обстоит дело в нашей литературе с гениальными строчками. Вот, например, знаете ли вы, какие строчки у гениального Александра Сергеевича Пушкина самые гениальные?

«Деревня, где скучал Евгений...»?

«Мой дядя самых честных правил...»?

«.. .И мальчики кровавые в глазах...»?

«Не мысля гордый свет забавить...»?

Нет, и ещё раз нет. Мы считаем (конечно, у вас может быть и другое мнение) самым великим четверостишием Александра Сергеевича следующее:

«Паситесь, мирные народы,

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы,

Их надо резать или стричь».

...Это он о нас, своих соотечественниках, так нелестно думал и сказал с такой безысходной горечью почти два столетия назад. И разве мы изменились с тех пор? Разве мы вспомнили, наконец, что являемся прямыми потомками гордых и непобедимых Русо–ариев? Почему мы по–прежнему пьём из чужих помоек и питаемся дерьмом из чужих навозных куч? Почему мы блюём от этого дерьма, но продолжаем метаться от одной кучи идеологического дерьма к другой? Почему наши так называемые лидеры называют американских псак и европейских пяшек своими коллегами и партнёрами и вылизывают их зловонные задницы? Почему «мирные народы» ничего не видят вокруг и ничего не понимают? Или эти «народы» действительно может вразумить только беспощадный карающий бич? Да, дорогие соотечественники, поймите хотя бы только одно: если там, наверху, сидят безмозглые бараны, это не значит, что вы сами не должны думать своими собственными башками.

...Мы не знаем, уважаемые читатели, имя автора этого четверостишия. ...А, возможно, и никто его не знает.

...Мы списали его когда–то давненько из столичного журнала «Нева»... Итак, постоянные авторы журнала «Нева» (Ботвинники, Шефнеры и прочие Уринсоны) проводят в городе Ленинграде вечер поэзии. Здесь же, на страницах этого журнала, представлены убогие образцы их «поэтического творчества» (сплошная галиматья и многословная дурь). В конце вечера ведущий предлагает публике – любителям поэзии – почитать и свои стихи, если таковые имеются... И вот на сцену (всё это в журнале описано) поднимается какой–то парень в рабочей одежде и сапогах и читает своё великолепное стихотворение (автор статьи запомнил, увы, только одно вышепомещённое четверостишие), потом он соскакивает со сцены и уходит. Они, – Ботвинники, Шефнеры и прочие Уринсоны – якобы хотели удержать его, но не успели и не смогли... Врут, словоблуды окаянные! Да если бы они удержали его, то в журнале «Нева» пришлось бы печатать произведения этого рабочего парня (возможно даже и не подозревающего о величине своего таланта), а им, Ботвинникам, Шефнерам и прочим Уринсонам, пришлось бы устраиваться на работу дворниками... а где вы у нас видели, чтобы Ботвинники, Шефнеры и прочие Уринсоны подметали наши дворы? Нет, все они с важностью китайских бонз восседают в редакционных кабинетах и продолжают успешно душить беззащитную и дохлую русскую литературу...

...А рабочий парень так и ушёл в своих сапогах от зачумлённой громкими эстрадными завываниями советской поэзии... А, возможно. Именно ему и повезло.

«Рабы застывших формул осмыслить жизнь хотят,

Их споры мертвечиной и плесенью разят.

Ты пей вино, оставь им незрелый виноград,

Оскомину суждений, сухой изюм цитат!»

А это нам уже бескорыстный Омар Хайям подарил. Они, великие, оказывается, видят нас, ничтожных, насквозь!).

Увы, закончился тёплый и солнечный август. Наступил сумрачный дождливый, насыщенный промозглой слякотью сентябрь. Пришла пора залечивать душевные раны повседневной и однообразной школьной рутиной. Зачислили нашего Серёжу в первую миасскую школу. Это в старом городе, недалеко от напилочного завода. Теперь придётся ему после школы добираться на автобусе до станции, а уже оттуда знакомым маршрутом топать через тайгу до дома. Теперь этот путь будет занимать не менее четырёх часов. Даже если от станции до дому бежать, всё равно получится около двух с половиной часов. Тяжеловато придётся нашему герою. Облегчит ему стоическое существование только то, что он, по своему обыкновению, уже загодя проштудировал все учебники за девятый класс (Ничего, не унывай, Серёжа! Жизнь – долгая. Попотеть ещё немало придётся. К тому же ты так любишь преодолевать трудности!).