Против зерна: глубинная история древнейших государств

Несмотря на потенциальные корыстные выгоды войны для победителей, следует учитывать и связанные с ней риски гибели и плена. Видимо, многие подданные государств-сверстников делали все возможное, чтобы избежать воинского призыва, включая бегство. Проигрывавшее войну государство обнаруживало, что рабочая сила утекала из него (можно вспомнить массовые дезертирства белых бедняков из армии Конфедерации на последних этапах Гражданской войны в США в 1864 году). Фукидид писал о распаде афинской коалиции, когда кампания против Сиракуз провалилась: «С тех пор как мы потеряли превосходство над врагом, наши слуги бегут к неприятелю; часть наемников, насильно завербованная во флот, сразу же стала разбегаться по разным городам»[193]. Поскольку люди были источником жизненной силы первых государств, решительное поражение в войне предвещало их крах[194].

И, наконец, легко уничтожить город-государство мог и внутренний конфликт: сражение правопреемников, гражданская война или восстание. Отличительной чертой внутренних конфликтов стал новый ценный приз, достойный борьбы за обладание им: окруженный стенами и производящий излишки злаков городской центр вместе с населением, домашним скотом и запасами. Борьба за контроль выгодного местоположения всегда имела особое значение даже для догосударственных обществ, но эпоха древних царств серьезно подняла ставки: они представляли собой запасы основного капитала – каналов, оборонительных сооружений, исторических записей, зернохранилищ, а часто и выгодное местоположение с точки зрения почв, воды и торговых путей. Эти активы формировали узлы власти, от которых было трудно отказаться, вероятно, поэтому за них велись свирепые и не стесняющиеся в средствах битвы.

Как награда в межгосударственной войне или в гражданском конфликте, зерно-поселенческий комплекс оставался ядром политической власти. В межгосударственных войнах и набегах безгосударственных народов победитель стремился либо уничтожить его и перенести движимые активы в собственный политический центр, либо, если это было возможно, обложить его данью. В случае междоусобной войны борьба шла за монопольное право присваивать ресурсы, сосредоточием которых был государственный центр.

Для понимания причин того, почему древние государства часто сами копали себе могилу, чрезмерно эксплуатируя центральную зону вокруг царского двора, нужно вспомнить транспортные ограничения и сдерживающие факторы присвоения. Как было показано выше, рост цен на дрова и, соответственно, домашнее потребление угля, возраставшее в геометрической прогрессии, увеличивали стоимость сухопутного присвоения оптовых товаров и делали ее непомерно высокой при перевозке товаров на значительные расстояния. По сути, эта логика определяла реальные границы государственного контроля до тех пор, пока транспортные технологии сохранялись в неизменном виде. Учитывая тягловой скот и телеги пологих аллювиальных равнин, способность древнейших государств реквизировать зерно вряд ли превышала радиус в 48 километров. Важнейшим исключением был водный транспорт, который, благодаря серьезному снижению сопротивления пути, значительно расширил зону перевозок таких сыпучих товаров, как зерно. Таким образом, аграрное ядро государства – это зона, откуда оптовые поставки товаров в центр не требовали непомерно высоких транспортных затрат. Однако главное здесь то, что самая прибыльная для контроля зона – самая близкая к столице или легко доступная по судоходным водным путям. Соответственно, в пределах этой зоны сосредоточены символы и источники власти: зернохранилища, главные святыни, чиновники, преторианцы, центральные рынки, самые плодородные и увлажненные сельскохозяйственные земли и, что не менее важно, жилища дворцовых и храмовых элит.