Противник (СИ)

  Он повернулся к окну и выглянул наружу, прежде чем ответить.

  «Агент американского ЦРУ, который долгое время шел по моему следу. Я даже не знаю его имени. Он подстрекал людей ».

  «Чепуха!» - сказал Бреннер. Он почти сердито кивнул в сторону окна. «Что там происходит, Салид? Кто эти мужчины Почему они действительно охотятся за тобой? "

  «Разве вы не слышали новостей?» - спросил Салид. «Катастрофа три дня назад произошла по моей вине. По крайней мере, это официальная версия ".

  "И что это было?"

  «Безвредная стеклянная трубка с бесцветной жидкостью в якобы герметичном контейнере из сейфа секретной базы американских ВВС», - пояснил Салид. «Контейнер, должно быть, взорвался вместе с монастырем. Вещи, которые, по словам американцев, им вообще не принадлежат ".

  «Это не повод начинать здесь войну», - сказал Бреннер. «Боже мой, мы не на Диком Западе! Стреляют из автоматов! Они ... они летят на вертолете, атакуют дом в центре большого города! «

  Салид удивленно улыбнулся. «О, понятно, - сказал он. «Вы имеете в виду, что даже ЦРУ не осмелится сделать такое? Боитесь дипломатических затруднений? - он засмеялся. Он с трудом положил автомат на кровать, полез во внутренний карман пиджака и вытащил три плотно сложенных листа с машинописными буквами, которые, очевидно, были вырваны из папки, потому что левый край был потерт. Бреннер не смог опознать текст, но ему пришлось бы быть почти слепым, чтобы не заметить ярко-красную диагональную полосу и яркий отпечаток СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

  «Чтобы это не просочилось, вы рискуете и другими вещами, кроме нескольких дипломатических последствий», - сказал Салид.

  «Почему?» - спросил Йоханнес. Он хотел дотянуться до листьев, но Салид быстро убрал руку и снова полез в карман пиджака. На этот раз он вытащил зажигалку.

  «Доказательство», - ответил он. «Причина, по которой я приехал в вашу холодную страну. Поверьте, этих трех безобидных листов бумаги было бы достаточно, чтобы начать войну ».

  «Что там написано?» - спросил Йоханнес.

  Салид покачал головой. «Лучше, если ты не знаешь слишком много». С этими словами он щелкнул зажигалкой и поднес пламя к листьям. Бумага скрутилась и стала коричневой, но не сразу загорелась, так что Салиду пришлось повторить свой эксперимент в общей сложности три раза, прежде чем листья начали гореть желтым, сильно коптящим пламенем. По комнате начал распространяться резкий запах раскаленного пластика.

  «Почему ты это делаешь?» - удивился Бреннер.

  Салид помахал горящими бумагами, чтобы добавить в огонь еще кислорода. «Потому что это больше не имеет значения», - сказал он. «Ничто не имеет значения, если мы не остановим то, что ускользнуло из монастыря. «

  Он подождал, пока пламя почти не опалило его пальцы, потом подошел к раковине и бросил горящие бумажки в него. Вонь горящего пластика стала настолько интенсивной, что Бреннер был кашель.

  «Это не будет делать ничего хорошего,» тихо сказал Бреннер. «Если эти документы действительно в качестве взрывчатого вещества, как вы утверждаете, тогдашний» «Достаточно подозревать, что вы могли бы знать их содержание, чтобы получить вас из пути,» прервало Salid. "Я знаю. И мне очень жаль. Но я не могу изменить его. Я могу только попытаться вытащить вас отсюда достаточно безопасно. «

  «Вынести его отсюда?» - почти кричал Йоханнес. «Там нас ждет целая армия! Вы видели, что произошло. Они стреляют в свой народ! Мы мертвы, как только выходим из дома! «

  «Я знаю, - сказал Салид. «Но я тоже не собираюсь делать ничего настолько глупого. «

  «Но?» - удивился Иоганнес.

  Salid снова поднял свой пистолет с кровати. При обычном движении он вытащил журнал из, проверил его и толкнул ее обратно на место. «Мы будем ждать ее,» сказал он. "Здесь."

  Хайдманн проснулся, когда они подняли носилки в машину скорой помощи. Он испытывал мучительную боль, но хотя его первой мыслью был чистый ужас по поводу того факта, что он был отброшен из доброжелательных темных объятий бессознательного обратно в этот ад агонии и мучений, он понял кое-что еще почти сразу, гораздо хуже, с каждым разом. единственный нерв в его теле, казалось, загорелся. Он чувствовал агонию, о которой раньше даже не подозревал, но только до самой груди. Боль внезапно прекратилась чуть ниже его сердца - нет, не внезапно: словно оборвалась.

  Он сразу понял, что это значит.

  Хотя он был в агонии, его мысли работали с редкой остротой. Две пули попали в него: первая выбила пистолет из его руки и забрала последнее звено его мизинца. Второй пробил ему грудь чуть ниже сердца и застрял в позвоночнике.

  Он также помнил все, каждую крошечную деталь, каждую мысль, которая приходила ему в голову, пока он был там, в доме, и он знал с непоколебимой уверенностью, что все это действительно произошло; мысль о том, чтобы считать это галлюцинацией, была заманчивой, но она не хотела приходить. Даже если это было вопреки всей логике, вопреки всему, что, как он думал, он когда-либо знал и узнал, - это произошло.