Противоядия

Да, я снова размышляю о таких «банальных», чудовищно банальных вещах, о которых размышляло столько людей, столько теологов, философов и разных других ученых. Потом они бросили о них размышлять, довольствуясь своей жизнью, ее мелочами, ее обыденными проблемами (научными, теологическими, даже профессиональными). Я снова размышляю об этом на закате жизни, ибо недостаточно размышлял всю пред-шествующую жизнь... А если бы размышлял достаточно? До умопомешательства, как сейчас готов помешаться на своей депрессии,— принесло бы мне это утешение? Или я покончил бы с собой? А если, накладывая на себя руки, человек входит в новые циклы, циклы, циклы?..

* * *

Святому Августину не хватало осознания (достаточного) зла. (Он не очень-то обращает внимание, к примеру, на страсть своих друзей к гладиаторским боям. Можно подумать, что он почти понимает эту кровавую страсть, почти принимает ее и если и возмущается ею, то совсем чуть-чуть... Да, да, это было почти «нормой», ибо казалось в порядке вещей, таковы были нравы общества в его время. Он не мог думать об этом, а ведь это более чем ужасно. Он говорит об удовольствии, испытываемом одним из его друзей при виде пролитой крови, так, словно сам испытывает удовольствие от такого зрелища...)

* * *

Святой Августин был теологом, а не мистиком. Он верил в чудо, но не чувствовал, не переживал его «экзистенциально», как выразились бы сейчас, изнутри. Да, он был религиозен, но далек от мистики; это был отец церкви; его религиозность была экзотерической, а не эзотерической.

Он не был «экзистенциален», «сущностей», погружен в непостижимое, мистическое, в мистическую ночь, как будет потом погружен во все это Хуан де ла Крус, Тереса де Хесус, Бернадетта Субиру[234]. У него не бывало видений. Будучи истинным доктором теологии, он был идеологом. Не более чем исихасты[235]. Он был католиком, знатоком религиозного в миру...

* * *

Беспорядок в рукописях. Беспорядок. Беспорядок. Все вповалку.

Моя жена и я?.. (Прервавшись, забыл, что именно хотел написать.) Но как будто хорошо и так: моя жена, Мари Франс и я... Этого достаточно.

* * *

Дорога к Богу, конечно, проста и пряма, при условии, что вы не теряете направления, при условии, что вас не заставят сбиться с пути. «Сбивающее с пути» повсюду. Надо уметь забывать слова. Я же поворачиваюсь к Господу спиной. Я ищу Его в своих заблуждениях, среди слов, среди неохватного вороха предметов, имен, вещей... Он у меня в сердце. Но я забыл и путь сердца. Чтобы прийти к Богу, надо забыть обо всем, кроме пути сердца. Чтобы прийти к Богу, надо забыть Бога, забыть, что ищешь его?.. Нельзя говорить, нельзя говорить об этом. Я же только этим и занят.

Я верю, пускай отчасти, в то, что говорю, в то, что только что сказал. Так и должно быть. Это так, но все, что бы я ни сказал, становится литературой, все прикрыто, спрятано (как и путь) литературой.

Как легко было бы понять друг друга, если бы не существовало слов. Тогда можно было бы говорить, не заботясь о словах.

* * *

Я в западне. Как крыса, говоря словами Шевалье в «Ундине» Жироду, голосом Жуве, угодившего в западню между рождением и смертью.

Западня? Или узкий перевал, путь откуда лежит только ввысь?

Умирающая Габи Морлей[236] говорила: «Я не ухожу, я появляюсь».

* * *

Не ссориться с Господом. Больше не перебрасываться с Ним «словами». Я боюсь Господа. Я больше люблю Его в Его сыне: это друг. Он мне брат: разве не все

мы сыны Божьи, разве Дева не мать всем нам? Все мы — дети Господни.

*             *             *

Говорю о Боге. А ведь меня больше занимает литературная слава, то, что я оставлю живущим сегодня, тем, кто будет умирать завтра.

Мне стоило бы приготовиться к «новому способу существования», как выразился Элиаде.

Еще одно утро на этой земле, в этом мире.

*             *             *

Моя надежда: все упростится; все станет казаться нам происходящим «само          по себе».

*             *             *

Война в Ливане; на всем Ближнем Востоке; евреи против палестинцев, палестинцы против палестинцев, христиане против мусульман, мусульмане против мусульман, христиане против других христиан. И все это никак не прекратится, никак... Все это началось много тысяч лет назад; Никарагуа, война; Иран—Ирак, война; Южная Африка, война; Чад против Ливии, война; вьетнамцы против вьетнамцев, вьетнамцы против китайцев, война... А во Франции сейчас кризис, забастовки, оппозиция и антиоппозиция, война, бойня; на зад-нем плане — Россия против Афганистана, сикхи против индусов, и т.д., и т.д., и т.д., и т.д., и т.д., и т.д.

Если бы это была страшная, трагическая проблема только нашего времени, то на худой конец в самом крайнем случае это можно было бы, что называется, объяснить; объяснить, проанализировать.

Но годы 1914—1918, 1939—1945, завоевание Америк, ацтеки против майя, войны, о которых рассказано в Библии... Безумие... безумие... Ведь так было всегда, всегда, всегда... Тысячи, десятки тысяч лет, веков...