Противоречия любви

Жигули довезли Гера до ожидающих у обочины машин. Он пересел в мощный джип и в сопровождении такого же джипа поехал в сторону Москвы. Его функция в этом действии закончилась. Наступала третья, заключительная часть спланированного спектакля.

* * *

Эти дни Дара жила глупой надеждой, что он приедет и спасет ее. Она знала, что он не должен приезжать, не должен спасать ее. Она сама своими руками перечеркнула и так несуществующие отношения. Эти документы на землю, которые ей не удалось привезти отцу. Они очернили ее в глазах Гера, выставив обычной воровкой, и очернили в глазах отца — она для него оказалась вруньей. Осознавая все это, Дара понимала, насколько она еще неопытна в жизни. Только откуда ей взять этот опыт? У нее не было опытных подруг, а старшие женщины никогда такому не учили. Наверное, всему этому должна учить мама, но ее у Дары тоже не было, и вот теперь она расплачивается за собственную наивность. Самое страшное во всем происходящем с ней теперь — это понимание того, что она беременна. Ответственность за чужую жизнь, за малыша, который должен родиться в нормальных условиях и узнать только радость и любовь. Как все это сделать для него? А ведь она обязана сделать. Вот поэтому и попытка достучаться до Гера была как шанс утопающего, хватающегося за соломинку. Она схватилась за этот шанс и теперь ждала. Она ждала приезда Гера и надеялась, что он, выслушав ее, поймет, что их отношения и все, что было между ними, становится неважным, когда зарождается новая жизнь. Она готова забыть все его издевательства, жестокость и то, что он причина ее бедствий. Если он поможет ей и не бросит с ребенком, она готова простить все, лишь бы малыш не знал горя в жизни. Кем она станет Полонскому, Дара не знала. Но в этой ситуации она была готова переступить через себя, растоптать остатки своей гордости, только чтобы малышу было хорошо.

Думая о том, как все это воспримет Гер, она прокручивала в голове разные варианты. Сюжет с его радостью от услышанного был самым фантастическим, но почему-то таким приятным, и она часто представляла, как смягчится лицо Гера, когда он узнает, что станет отцом. Чаще ей рисовались сюжеты его безразличия или откупа деньгами. От понимания, что, скорее всего, так и будет, ей становилось больно, но она не разрешала себе плакать — теперь это могло повредить ребенку.

Много думая о Гере, Дара осознавала, что вообще не понимает его. Как можно быть таким жестоким? Как можно так просто ломать чужую жизнь? Хотя потом она вспоминала его другого. В ту ночь, когда его глаза смотрели на нее не так, как всегда. Она терялась в его взгляде и в том, что между ними происходило. В ту ночь зародилась маленькая жизнь. Так неужели это ошибка? А потом их ночь в дачном домике. Что было тогда? Там не было фальши. Они слились воедино и стали одним целым, что не может уже существовать врозь.

Дара понимала, что это она так все воспринимает, а Гер? И тогда реальность накрывала жестокой правдой. Все это лишь ее мечты и не более. Она не понимала Гера, не знала его. Не знала, как он поступит, узнав о ребенке. Ей оставалось лишь ждать и надеяться на то, что у него есть сердце.

* * *

В этот день Дара чувствовала неприятное беспокойство, да и общее ее состояние было не очень хорошим. Постоянные нервы, скудное питание и сон на жестких нарах в общей камере сделали свое дело. Она чувствовала себя уставшей, даже не столько физически, сколько морально. Ведь ей приходилось переносить все это одной и не сломаться. Она понимала, что должна быть сильной ради ребенка, только вот сил уже не осталось.

Ее вели по коридору на очередной допрос. Но что-то пошло не так. Вместо знакомого поворота направо ее повели прямо, затем заставили спуститься вниз по лестнице. Дальше она смутно помнила происходящее. Ее схватили, рот заткнули кляпом, а на голову надели мешок. Да еще и руки больно стянули сзади веревками. Чувствуя, что воздуха не хватает, она стала терять сознание.

* * *

Заключительная часть плана, разработанного Ковало, прошла на ура. Снайпер выстрелил, и этого было достаточно для его обнаружения. Больше стрелять ему не дали. Снайпер попытался бежать, но людей Ковало было слишком много. Все пути отступления были перекрыты, и он сдался. Правда, сначала ему пришлось прострелить ногу, и только тогда снайпер понял, что обречен. Его затолкали в фургон микроавтобуса, причем все настолько четко и грамотно сработали, что обычные граждане ничего не заподозрили.