Противостояние

— Конечно, должен. Ты сидишь верхом и не загоняешь под собой лошадь. Почему ты ее не загоняешь? Потому что это твоя лошадь. Завтра она тебе снова пригодится. Ты вынужден заботишься о ней. Кормить, поить, держать в конюшне. Именно так смотрит на людей правитель. А как смотрят на правителя люди? Думаешь, их беспокоят его проблемы? Никто не станет ничего делать для правителя просто так. Все думают только о себе и своих интересах. Задача правителя заставить всех подчиняться и рвать ради него хребты. Кого-то, как этих, — указал отец на рыцарей, — связываешь клятвами. Других держишь деньгами. Правитель создает для своих людей возможность зарабатывать. Но всегда немного. Лишь чтобы люди почувствовали вкус денег и вдохновились на труды. Тем зарабатывая себе и своему правителю. Но как только они начинают иметь больше необходимого, ты их опускаешь. Никто из подданных не должен быть истинным богачом и быть сколь-нибудь влиятельным. Тогда это угроза. Даже мелочь может вызывать угрозу. Потому что мелочь может объединиться и превратиться в крупную силу. Правитель всегда следит, чтобы у него в рядах постоянно велась тихая грызня. Чтобы было расслоение между ремесленниками, торговцами, крестьянами, воинами, собственными чиновниками, подручными и прочими. И чтобы они внутри каждого сословия тоже грызлись. А пока они грызутся, правитель может спать спокойно. За постоянными склоками никто не сможет объединиться. Это все очевидные вещи. Об этом знает любой самый никчемный правитель. Все решает даже не знание таких вопросов, а умение ими пользоваться.

— Я обо всем этом читал сто раз. И я не согласен, что только такими методами можно управлять людьми. Я уверен, пусть не сразу, но мы с Даниэлем все равно сможем найти общий язык. Он не станет пытаться меня убить.

Отец долго ходил из стороны в сторону и рычал. Наконец остановившись, он подозвал Сира Бакки. Рыцарь подался к нему с опаской. А за ним, видимо, на всякий случай, последовали и остальные.

— Доставай кинжал и режь ноги этому падшему, — указал он на лежавший труп. — Потом отрежь голову и выпусти из него кишки. Да поаккуратнее режь брюхо.

— А это еще зачем? — спросил я.

— Посадим в брюхо вон его, — указал отец на Валеба.

— А это зачем? — снова спросил я.

— Ну а как мне еще пронести его к себе? Стоит нам немного спуститься, там будут тысячи падших. Потом, у конца горловины ущелья опять тысячи. Вместе мы не пройдем. А на тушу падшего никто не позарится.

Я посмотрел на брюхо лежащего падшего, потом на Валеба, прикидывая, как он сможет там поместиться.

На парня было лучше не смотреть. Ему предстояло попасть в самое опасное место мира и к тому же внутри вонючего тела.

Сир Бакки ловко орудовал кинжалом. Насколько помню, из-за вони он на дух не переносил падших. Сейчас же он спокойно с ним разделывался и даже не кривился. Срезав по суставам у оснований ноги и голову, рыцарь с тяжестью вздохнул и принялся за брюхо. Глубокий надрез и наружу вывалился невероятно вонючий ливер.

— Ты сможешь? — тихо спросил я у Валеба.

— Если надо — да.

— Не вздумай снова рисковать. Что-то пойдет не так и сразу уходи. И еще… Никому не говори о портале к падшим.

Последнее было сказано исключительно из-за Даниэля. Я не хотел, чтобы он встретился с отцом.

Я стойкий. Я могу придерживаться своих убеждений. Но для него отец всегда был непререкаемым авторитетом. Отец запросто мог ему чего-то наговорить не то, а он бы поверить. Не представляю, чтобы отец, будучи живым, мне бы советовал убить брата. Теперь же в образе падшего он полностью превратился в зверя.

В обычной жизни нас посещает множество плохих идей. Мы стараемся их отбрасывать и мыслить позитивно. Падшие, вероятно, только могли генерировать плохое. Этим обуславливалось поведение отца. Иного объяснения я не находил.

Когда Сир Бакки закончил работу, с облегчением отпрянул от распотрошённого тела. Лицо приняло зеленоватый оттенок. Валеб же стоял как вкопанный, что называется, ни жив ни мертв.

— Да кто так разделывает мертвечину, олух безалаберный! Он же туда не поместится! — заорал на рыцаря отец.

Склонившись над трупом, он запустил в брюхо руку и принялся вырывать из него ребра, хребет и попадавшиеся прочие кости. Сир Бакки осторожно, боясь, что тот на него кинется, протянул отцу кинжал для лучшего отделения костей от плоти. В огромной руке длинный кинжал смотрелся подобно игрушечному.

По окончании работы падший превратился в подобие мешка, куда Валеб мог запросто поместиться.

— Все, пора прощаться. Мне лучше засветло его протащить мимо первого стана. Не забудь о своем обещании. Один бык в неделю, — напомнил отец.

Прощание получилось холодным. Мне хотелось сказать отцу, что он не прав, попытаться донести до него свои взгляды и в то же время я понимал безнадежность затеи. Будучи падшим, он все равно меня не поймет. Отец же смотрел на меня даже с какой-то неприязнью. Вероятно, сокрушаясь внутри, что я его отпрыск. Любые добрые начала он теперь считал за слабость и никчемность — самые презираемые им качества.