Наша временная стоянка находилась примерно в двух километрах от стоянки Дойчей.
Расположившись в густом лесу, мы не опасались нападения: через такой подлесок бесшумно не пройти. Негромко переговариваясь, парни грели себе еду, чтобы плотно поужинать перед предстоящим боем.
— Макс Са, — Баск протянул кусок поджаренного мяса, — покушай, ты за целый день ничего не ел.
Бакс был прав: все три дня, что прошли после ночного сражения и смерти Будимира, мне просто кусок не лез в горло. Без аппетита что-то жевал только потому, что надо. Пару раз откусив, протянул мясо обратно:
— Поешь сам, Баск, я наелся. Разбуди меня, когда Луна пройдет половину пути.
От прелых листьев несло сыростью. Завернувшись в шкуру, попытался уснуть. Стоило закрыть глаза, как перед глазами снова и снова вставала сцена смерти Будимира: фонтан крови из перерезанной шеи и медленно оседающий гигант…
Проснулся от первого прикосновения Баска: ночное небо подавало первые признаки, что скоро начнет светать. Все воины были готовы: копыта лошадей обмотаны тряпками, а морды надежно укутаны.
— Мы с Баском, Гураном и ещё с тремя воинами подползем к часовым и попробуем их тихо снять. Остальные ждут сигнала, и лишь потом пересекают открытое пространство. Всем ясно?
Поймав взгляд Богдана, решительно отмел его невысказанную просьбу:
— Надо ползти сто метров, с твоими ребрами это — не вариант. Жди сигнала!
Возражать гигант не решился, лишь недовольно засопел.
Дойдя до границы деревьев, мы распластались на земле. Когда двинулся вперед, понял, что бесшумно подобраться не удастся. Высохшая пожухлая трава и листья под телом шелестели так, что мне казалось: слышно за сотню метров. Я видел лишь одну фигуру спящего часового, растянувшегося у практически потухшего костра. Остальных с моего места не видно. Несколько раз останавливался, чтобы прислушаться, нет ли тревоги во вражеском лагере. Убедившись, что все тихо, продолжал ползти.
Когда до спящего часового оставалось порядка десяти метров, решился: вскочив на ноги, быстро метнулся и вонзил нож в тело, прикрытое шкурой. Дойч не издал ни единого звука. Оглянувшись, увидел ещё одного часового, которого остервенело бил ножом Гуран. Скинув шкуру с убитого мной часового, увидел бледное лицо уже мертвого человека. Причем умершего как минимум несколько часов тому назад.
— Стой! — остановил Гурана. — Он мертв.
Шатер Дитриха стоял на своем месте, обуреваемый плохими предчувствиями, прошел мимо потухших костров: охрана у входа отсутствовала. Как и внутри, как вообще не было ни единой души в огромном лагере. Нацистский ублюдок обвел нас вокруг пальца: оставив мертвых воинов, разложив костры и установив шатер, он ушел ночью, пока мы ждали предрассветного часа для нападения.
— Макс Са, они ушли давно, — Баск пощупал и осмотрел следы копыт при свете горящей ветки из костра.
— Да, ушли, пока мы спали и жрали. — В бессильной злобе пнул ногой по шатру.
Дойчи опережали нас на минимум шесть-семь часов, это порядка тридцати километров. Расстояние небольшое, но мы уже находимся в их землях, где за каждым холмом может ждать засада.
— Сними шатер и позови наших людей, нечего им мерзнуть в сырости.
Пока Бакс с парнями демонтировали огромную палатку, потоптавшись, подошел Богдан:
— Макс Са, разреши мне с братьями пуститься в погоню. Я привезу тебе голову их короля. — В словах гиганта было столько просьбы и надежды, что я не смог отказать. Колебался я недолго, сам сгорая от желания отрезать уши мерзавцу Дитриху.
— Богдан, мы продолжим погоню, — продолжим ее до самой ночи. Если за это время не догоним Дойчей, повернем назад. Идти дальше опасно, мы глубоко на их территории.
— Баск, оставь шатер в покое. Заберем его на обратном пути, никуда он не денется. Все — по коням!
Пришпорив жеребца, направил его на север. Поднимающееся солнце окрасило восток в бледно-желтый цвет. В конце концов, среди воинов Дитриха большинство — пешие, и им придется ориентироваться на их скорость передвижения. Наш отряд конный, скорость передвижения у нас втрое выше.
Отстающих пехотинцев Дитриха мы нагнали после полудня. Остатки войска Дитриха растянулись цепочкой, последними шли уставшие и раненые воины. Разделяясь на два ручейка, обрушились на пару десятков отставших. Несколько минут задержки, и конница, среди которых выделялся белый жеребец, скрылась в лесу. Вторая партия пехоты встретила нас стрелами: пригнувшись к шее жеребца, я проскочил мимо, не останавливаясь. Ими займется мой арьергард, меня интересовал только всадник на белой лошади.
Оглянувшись, увидел, что Баск и братья Лутовы вместе с десятком воинов несутся за мной: остальные добивали пехоту Дитриха. У опушки леса придержал коня: впереди могла быть засада. Лес производил впечатления из детских сказок: мрачный и безжизненный. Не слышно птиц или зверей. Пригнувшись, чтобы ветка не оцарапала лицо, пустил жеребца шагом. Богдан вырвался вперед, прикрывая меня своей широкой спиной. Видимость была отвратительной: бледные лучи осеннего солнца практически не проникали сквозь не полностью опавшую с крон листву.