Противостояние (СИ)

Султан Мехмет растерянно взглянул на пашу, и ему показалось, что среди ясного неба грянул оглушительный гром, а его самого будто ослепило, словно вспышка неуловимой молнии, разрезавшей его разум. Сейхан Султан в ужасе прикрыла рот ладонью, не зная, какие чувства ей испытывать — облегчение или скорбь.

========== Глава 17. Горящие в противостоянии ==========

Султанский гарем, дворец Топкапы и вся Османская империя погрузились в траур, едва весть о смерти Михримах Султан облетела их.

Хюмашах Султан оказалась сломлена смертью матери и окунулась в тоску и скорбь, облачившись в чёрные одежды и позабыв о собственных детях.

Сюмбюль-ага и Фахрие-калфа пребывали в мрачной растерянности, не знающие, что им теперь делать без своей госпожи.

Султан Мехмет же потерял свою самую сильную поддержку, последнего родного человека в лице сестры. Мать и отец умерли, братья Баязид, Селим и Мустафа были казнены, а Джихангир долгие годы назад скончался в своём отдаленном санджаке. Он остался один, без своей семьи, ведь даже его собственные дети, Хюма Шах и Орхан, отвернулись от него из-за казни их матери.

Единственная, кто среди всего этого беспросветного траура чувствовала облегчение и, наконец, свободу, была Сейхан Султан, триумфально вернувшаяся в Топкапы, уже будучи свободной женщиной.

В Манисе султанши вместе с детьми немедленно собрались в дорогу, дабы проводить Михримах Султан в последний путь.

Израненная душа Михримах Султан, оставившей неизгладимый след в истории, что удалось лишь ей одной из всех османских принцесс, наконец, обрела покой, оставив тело уставшей женщины, которая за свои 47 лет жизни многое перенесла.

Дворец Шах Султан.

Хюма Шах Султан восседала на тахте в своих покоях, облачённая в тёмные траурные одежды, но не по умершей тётушке, а по собственной новорождённой дочери, которую она даже на руки взять не успела.

Известие о болезни и последующей смерти Михримах Султан в скорбящей султанше едва колыхнулось мстительным злорадством. Те, кто так жестоко поступили с её матерью, а именно Валиде Хюррем Султан и Михримах Султан, спустя всего несколько лет скончались в тяжёлых муках, сгорая в них из-за собственных грехов. И в этом Шах Султан видела справедливость, которая, наконец, восторжествовала.

Но если султанш смертью их детей, их болезнями и муками наградил Всевышний за их грехи, то в чём же виновата она сама, раз он забрал у неё ребенка, едва дав ему жизнь?

Вздохнув, темноволосая султанша перевела пустой взгляд карих глаз к вошедшей в опочивальню Фериде-калфе, которая поклонилась своей госпоже и несмело подошла ближе.

— Султанша, прошу прощения за беспокойство. Быть может, вам что-то нужно?

— Оставь меня, — сухо ответила та, опустив глаза обратно на свои руки, лежащие на коленях, скрываемых под тканью траурного платья.

— Прибыл гонец с вестью из Топкапы. Повелитель просит прибыть вас через два дня во дворец на похороны Михримах Султан. К тому времени прибудут и члены семьи из Манисы. Ваш брат — шехзаде Орхан также покинул военный лагерь и направляется в столицу.

Шах Султан горько усмехнулась.

— Похороны моей дочери даже не были организованы, а со смертью этой Михримах вся империя всполошилась.

— Султанша, не стоит…

— Не переживай, — твёрдо оборвала её Шах Султан. — Ради того, чтобы увидеть эту змею в саване, я, разумеется, прибуду на похороны.

— Быть может, желаете, наконец, поесть? Вы не ели уже несколько дней. Это опасно для вашего здоровья. Упаси Аллах…

— Ступай, — снова перебила калфу Шах Султан, раздражённо нахмурившись. — Я хочу побыть одна.

Потупившись, Фериде-калфа, поклонившись, медленно покинула покои, одарив перед выходом за двери госпожу обеспокоенным взором.

Топкапы. Покои Валиде Султан.

Со счастливой улыбкой, цветущей на лице и не вяжущейся с ее траурным облачением, Сейхан Султан крепко обнимала своих сыновей, которые изумлённо смотрели на её большой живот. Зейнар-хатун с улыбкой наблюдала за этим, стоя в стороне.

— Лишь Аллаху известно, султанша, как я рада вашему возвращению! — призналась последняя. — Клянусь, я так истосковалась, испереживалась за вас.

— И я, Зейнар, — ответила Сейхан Султан, передав сыновей подоспевшей Элие-хатун, которая увела их в детскую комнату, откуда выглядывали шехзаде Селим и Севен Султан. — Это было испытанием для меня, и я многое из него вынесла.

Девушки мягко обнялись, и Зейнар-хатун приятно изумилась порыву своей госпожи, которая вскоре отстранилась.

— Как же всё теперь будет, госпожа? Михримах Султан предстала перед Всевышним. Вам отныне никто не в силах помешать.

— Ты ещё не знаешь главного, Зейнар, — ухмыльнулась Сейхан Султан, сверкнув зелёными глазами. — Повелитель освободил меня. Отныне никто не смеет называть меня рабыней!

Зейнар-хатун поражённо застыла на месте, а после радостно улыбнулась.

— Аллах всемогущий, султанша! Как вам это удаётся?

Они рассмеялись, но вскоре осеклись, потому как в покои вошла мрачная Фахрие-калфа в чёрном платье, которая непонимающе смерила их, смеющихся, взглядом, а после поклонилась.

— Госпожа, повелитель желает видеть вас в своих покоях.