Противостояние. Том II

— Мы должны были! Должны были знать! — Она зарылась лицом в его плечо. И снова слезы — горячие, обжигающие. Он обнимал ее, низко наклонясь, поскольку электрический механизм подъемника больничной койки не работал.

— Я не хочу, чтобы ты винила себя, Фрэнни. Это уже случилось. И я ручаюсь, что никто — кроме, быть может, эксперта по взрывам — не смог бы ничего вычислить по нескольким кусочкам провода и пустой коробке. Если бы они оставили на виду пару динамитных шашек или капсульный взрыватель, тогда другое дело. Но они этого не сделали. Я не виню тебя, и никто в Зоне тоже не собирается винить тебя за это.

Пока он говорил, две вещи вяло и запоздало стали всплывать у нее в мозгу.

«Внутри оставалось только трое… Это похоже на чудо».

«Матушка Абагейл… Она вернулась… Ох, она в жутком состоянии… Нам нужно чудо!»

Морщась от боли, она чуть-чуть приподнялась, чтобы заглянуть в лицо Стю.

— Матушка Абагейл! — сказала она. — Мы все были бы внутри в момент взрыва, если бы они не приехали сказать нам…

— Это похоже на чудо, — повторил Стю. — Она спасла нам жизнь. Даже если она… — Он умолк.

— Стю?

— Фрэнни, она спасла нам жизнь тем, что вернулась. Она спасла наши жизни.

— Она мертва? — спросила Фрэн, схватив его за руку и сильно стиснув ее. — Стю, она тоже мертва?

— Она вернулась в город около четверти восьмого. Мальчишка Ларри Андервуда вел ее за руку. Он растерял все свои слова — знаешь, с ним бывает такое, когда он очень волнуется, — но он привел ее к Люси. И там она просто вырубилась. — Он покачал головой. — Боже мой, как же ей удалось дойти… и что она могла там делать… и есть… Я должен сказать тебе кое-что, Фрэн. Есть что-то большее в этом мире — и за его пределами, — чем я когда-либо мог себе вообразить. Я думаю, эта женщина от Бога. Или была от Бога.

Она закрыла глаза.

— Она умерла, да? Той ночью. Она вернулась умирать.

— Она еще жива. Она умрет, и Джордж Ричардсон говорит, что скоро, но пока она еще жива. — Он смотрел на нее честным и открытым взглядом. — И я боюсь. Вернувшись, она спасла нам жизнь, но я боюсь ее и боюсь того, зачем она вернулась.

— Что ты хочешь сказать, Стю? Матушка Абагейл в жизни не причинила бы вреда…

— Матушка Абагейл делает то, что велит ей ее Бог, — хрипло произнес он. — Тот самый Бог, который убил своего собственного сына — так, во всяком случае, я слышал.

— Стю!

Огонь в его глазах потух.

— Я не знаю, почему она вернулась, и осталось ли у нее, что сказать нам. Я просто не знаю. Возможно, она умрет, не приходя в сознание. Джордж говорит, что скорее всего так и случится. Но я знаю, что взрыв… и смерть Ника… и ее возвращение… все это раскрыло людям глаза. Они теперь говорят о нем. Они знают, что это Гарольд устроил взрыв, но полагают, что он заставил Гарольда сделать это. Черт, я и сам так думаю. Полно и таких, кто считает, что это Флагг виновен в том, что Матушка Абагейл вернулась в таком состоянии. Что до меня, то я не знаю. Кажется, я уже вообще ничего не знаю, но боюсь? Похоже, это кончится плохо. Раньше у меня таких предчувствий не было, зато теперь в избытке.

— Но ведь есть мы, — почти умоляющим тоном сказала она. — Есть мы и ребенок, разве нет? Разве нет?

Он долго не отвечал. Она думала, он вообще не ответит, когда он сказал:

— Угу. Но надолго ли?

Ближе к сумеркам в тот день, 3 сентября, люди начали медленно — и почти безотчетно — брести по шоссе Тейбл-Меса к дому Ларри и Люси. Поодиночке, парами, тройками. Они усаживались на ступеньки домов с крестиками Гарольда на дверях. Усаживались на кромки тротуаров, на лужайки — сухие и бурые в конце этого долгого лета. Они тихонько переговаривались. Курили сигареты и трубки. Был среди них Брэд Китчнер с толстой белой повязкой на руке, висевшей на перевязи. Была Кэнди Джоунз, и появился Рич Моффат с двумя бутылками «Блэк Велвет» в почтальонской сумке. Норман Келлогг сидел рядом с Томми Геринджером, закатанные рукава его рубахи открывали загорелые морщинистые бицепсы. Мальчишка Геринджер, подражая ему, тоже закатал рукава. Гарри Данбартон и Сэнди Дюшьен сидели вдвоем на одеяле, держась за руки. Дик Воллман, Чип Хоубарт и шестидесятилетний Тони Донахью сидели под аркой, за полквартала от дома Ларри, передавая друг другу бутылку «Канадиан клаб» и запивая виски теплым тоником. Патти Кроугер сидела с Шерли Хаммет. Между ними стояла корзина для пикников, набитая съестным, но они лишь вяло отщипывали маленькие кусочки. К восьми часам улица заполнилась людьми, глазеющими на дом. Перед домом стоял мотоцикл Ларри, а рядом с ним — большой «кавасаки-650», принадлежавший Джорджу Ричардсону.