Противостояние. Том II

Через пятнадцать минут он снял зайца с огня и ухитрился разорвать его пополам и не слишком сильно обжечь при этом руки. В некоторых местах мясо подгорело, кое-где осталось полусырым, но все равно консервированной ветчине из фургона «Грейт-Вестерн-Маркетс» было до него далеко. Они с Коджаком принялись за еду… и когда заканчивали свой ужин, услышали долетевший до них вон, от которого стыла кровь в жилах.

— Господи Иисусе! — пробормотал Стю с набитым зайцем ртом.

Коджак, рыча, вскочил на ноги, шерсть у него на загривке вздыбилась. На негнущихся лапах он приблизился к костру и снова зарычал. Что бы там ни выло, оно замолкло.

Стю улегся, положив у одной руки камень, а у другой — раскрытый карманный нож. Высоко в небе холодным и равнодушным светом мерцали звезды. Его мысли обратились к Фрэн, и он как можно быстрее отбросил их. С полным брюхом или нет, по это причиняло слишком сильную боль. «Я не засну, — подумал он. — А если и засну, то ненадолго».

Но он заснул — с помощью одной из таблеток Глена. И когда угольки костра выгорели дотла, Коджак подошел и заснул рядом с ним, согревая Стю своим теплом. И вот так вышло, что в первую ночь после того, как их группа развалилась, Стю поел, в то время как остальные были голодны, и хорошо спал, тогда как им мешали дурные сны и тяжкое предчувствие быстро надвигающейся смерти.

24-го группа Ларри Андервуда, состоящая из трех странников, прошла тридцать миль и разбила лагерь к северо-востоку от холма Сан-Рафаэль. Этой ночью температура опустилась до минус шести. Они разложили большой костер и спали возле него. Коджака с ними не было.

— Как по-твоему, что сейчас делает Стю? — спросил Ральф у Ларри.

— Умирает, — коротко бросил Ларри и пожалел о своих словах, когда увидел, как страдальчески сморщилось простое честное лицо Ральфа, но он не знал, как загладить сказанное о им. Хотя, в конце концов, это почти наверняка было правдой!.

Он снова улегся, ощущая странную уверенность, что все случится завтра. К чему бы они ни приближались, они уже почти дошли.

Плохие сны снились ему той ночью. В том, который он запомнил яснее других, когда проснулся, он выступал с группой под названием «Шейди Блюз Коннекшн». Они расположились в саду на Мэдисон-сквер, зрителей было полным-полно. Под громовые аплодисменты они поднялись на сцену. Ларри подошел к своему микрофону, чтобы опустить его на нужную высоту, но не смог сдвинуть сто с места. Он попробовал установить ниже микрофон ведущего гитариста, но тот тоже застыл намертво. У бас-гитариста, у органиста — то же самое. Из толпы послышались свистки и ритмичное хлопанье в ладоши. Один за другим музыканты группы «Шейди Блюз Коннекшн» спустились со сцены, воровато усмехаясь в свои высокие экстравагантные воротники рубашек, похожие на те, что носили «Бердз» в том далеком 1966-м, когда Роджер Маккуинн был на пике славы. А Ларри по-прежнему бродил от микрофона к микрофону, пытаясь найти хоть один, который можно переставить. Но они все торчали на высоте девяти футов от пола и словно напрочь примерзли. Они походили на кобр из нержавейки. Из толпы кто-то начал орать, требуя песню «Детка, по душе ли тебе твой парень?». «Я больше не исполняю этот номер, — попытался сказать он. — Я перестал исполнять его, когда миру пришел конец». Они не могли расслышать его, и с задних рядов начал подниматься рокот, заполнивший весь сад и набиравший силу: «Детка, по душе ли тебе твой парень! Детка, по душе ли тебе твой парень! ДЕТКА, ПО ДУШЕ ЛИ ТЕБЕ ТВОЙ ПАРЕНЬ!»

Он проснулся с этим ревом в ушах, весь в поту.

Ему не нужен был Глен, чтобы объяснить, что это был за сон и что он означает. Сон, где ты не можешь дотянуться до микрофонов, не можешь подправить их, — распространенная штука среди рок-музыкантов, так же как и сон, в котором ты стоишь на сцене и не можешь вспомнить ни единой песни. Ларри подозревал, что в той или иной вариации он снился всем исполнителям до… до представления.

Это был сон неуверенного в себе человека. И выражал он простейший и гнетущий страх: «Что, если ты не сумеешь? Что, если ты захочешь, но не сумеешь?» Ужас от своей неспособности просто взять и поверить в себя, то есть сделать тот решительный шаг, с которого любая творческая личность — певец, писатель, художник, музыкант — должна начинать свой путь.

«Делай людям добро, Ларри».

Чей это был голос? Его матери?

«Ты только берешь, Ларри».

«Нет, мам… это не так. Я больше не исполняю этот номер. Я перестал его исполнять, когда миру настал конец. Честно».