Протокол для гувернантки

Вы вернетесь на кухню и сядете напротив Елены. Услышите, как на втором этаже сын открывает дверь своей комнаты и спускается по лестнице. На мгновение вы испугаетесь, что он задержится в прихожей и заметит изменения, влажный след, первые результаты вашей тайной работы, но нет, ничего, как несколько минут спустя ничего не увидят и его родители. По словам Льюи, в любой ситуации мы не можем видеть всего, мы обязательно отбираем информацию, соответствующую нашим целям в данный момент, обратили ли вы внимание на то облако, услышали мы однажды от Льюи, – за широкими окнами клуба виднелось серое небо, – на его необычную форму? (И мы были вынуждены признать, что не заметили даже, как стало пасмурно.)

Зайдя на кухню, сын увидит вас и резко остановится, а потом медленно двинется дальше, обходя вас, но продолжая наблюдать. Он помолчит с полминуты и спросит: мои родители еще спят? И в его голосе послышится нотка беспокойства, словно он подозревает вас в каком-то преступлении, ведь никогда, ни разу за всю его жизнь, не было такого, чтобы его родители в такой час еще спали, но времена меняются, Шарль, подумаете вы, и скажете ему: да, мы вчера легли довольно поздно, и они, вероятно, решили сегодня выспаться, по крайней мере вам так кажется, вы тоже точно не знаете, но, если учесть, во сколько вы вчера вернулись и сколько выпили алкоголя, нет ничего странного в том, что они до сих пор спят, то, что такого никогда не случалось, не имеет значения, подумаете вы, это нечто новое, тебе придется привыкнуть к тому, что только начинается, малыш, а он скажет, странно, стоя перед вами, он скажет, странно, обычно они встают раньше.

Он откроет холодильник и сделает несколько больших глотков молока прямо из бутылки. Не обращая внимания на сестру, он вернется на другую сторону стола и спросит у вас, как долго вы планируете здесь оставаться. Во рту у него будет сухо, как у загнанного животного. Таким образом, и этот робкий мальчик почувствует, что что-то распадается. Почувствует распад. Дорогу великому распаду, объявил Гиг. К счастью для нас, молодому человеку перед вами будет слишком привычно бездействие, как всем, как долгое время и нам самим, когда еще не было ни Льюи, ни клуба, было слишком привычно бездействие и мы ни для кого не представляли ни малейшей опасности. Здесь, ты имеешь в виду у вас? – неспешно спросите вы. Он кивнет, его нижняя губа приподнимется, и он весь словно потянется за вашим ответом, при этом ныряя взглядом в разрез вашей блузки. Нет, не волнуйся, я не задержусь надолго, успокоите его вы, на что он возмущенно ответит: да я не волнуюсь, я вообще не волнуюсь. Тебе не терпится, чтобы я ушла? Он не ответит. К тому же, возможно, ввернете вы, что и мне тоже, возможно, мне тоже не терпится уйти, и эти ваши слова ошибкой не станут, вы просто испытаете на прочность грань, грань, за которой все может рухнуть, вы скажете так, хотя это будет не совсем правда: вы успеете привыкнуть к своей роли, вы будете довольны, что проводите с ними время и находитесь этим утром на кухне рядом с этим большим растущим телом и маленькой девочкой, о существовании которых еще несколькими неделями ранее вы и понятия никакого не имели, вам будет приятно, несмотря на головную боль и пульсацию в висках, заботиться о них, мы должны заботиться обо всех – таковы были слова Льюи, – заботиться обо всех, ничего не портить, а только преобразовывать, постоянно преобразовывать.