В варианте Национальной палестинской хартии, принятом в июле 1968 г., в ее статье 22, сионизм характеризуется, в частности, как «расистский и фанатичный по природе» (см.: Lewis B. Le Retour… P. 214; Harkabi Y. Arab Positions on Zionism, in: Zionism and the Arabs, Essays edited by Shmuel Almog. Jerusalem: The Historical Society of Israel and the Zalman Shazar Center, 1983 [P. 187–151]. P. 189; в книге подчеркивается смещение антисионизма в сторону «антирасизма»). О постепенном перемещении антисионистских характеристик – от «колониализма» и «империализма» к «расизму» – см.: Manor Y. L ’anti-sionisme// Revue française de science politique, n° 2, avril 1984. P. 311–312 (см.: вариант этого исследования на англ. языке: Anti-Zionisme. Jerusalem, 1984); Lewis B. Le Retour… P. 219–233 (о происхождении, содержании и важности резолюции № 3379, принятой 10 ноября 1975 г. Генеральной Ассамблеей ООН и объявлявшей сионизм «одной из форм расизма и расовой дискриминации»). Эта резолюция знаменует интернационализацию в середине 1970-х гг. радикального антисионизма, логика которого была логикой удаления «раковой опухоли», причем этому удалению придавались «законные и формальные основания» (Manor Y., art. cit.. P. 309). Как считают палестинские пропагандисты, в 1970-е гг. увеличивается значение приемлемости идеи о «нацификации» Израиля и сионизма. Углубленный анализ сплава сионизм/расизм см.: Dieckhoff A. Le Sionisme comme racisme. Genèse, expansion, itinéraries, résurgence d’une équation perverse. Thèse. Paris-X, Nanterre, 1983.
641
См. также письмо участницы движения «Солидарность женщин Франции с женщинами Палестины», опубликованное в еженедельнике La Vie 25 января 1990 г.: «Каким образом еще сегодня еврейское сообщество [sic], которое само было униженным и угнетенным, может безнаказанно вести себя как деспот по отношению к народу того же происхождения, но отличающемуся по языку и по религии?» Эти реакции в спонтанном духе, распространяемые в кругах «левых христиан» с конца 1960-х гг., отливаются в идеологические формы, предсозданные советской пропагандой, причем без того, чтобы чувствительные души, слабо знакомые с реальностью израильско-арабского конфликта, могли бы это знать. Сверхмедиатизация образов, показывающих вооруженного израильского солдата – «покорителя», который стоит перед «юным» палестинцем, невинным и «безоружным», способствует укреплению стереотипа «сионист-палач» или «израильтянин-нацист», играя роль проверки стандартной очевидности. Вот почему многочисленные убийства, сопровождаемые пытками и калечением, объектами которых милитаризованные палестинцы делают других, непокорных, палестинцев, становятся обычными явлениями, «сведениями счетов», не волнуя души, возмущающиеся селективно, реагирующие лишь на модель «израильский агрессор – палестинская жертва». Постулат абсолютной невиновности жертвы как жертвы палестинской смешивает теорию козла отпущения с расистским видением отношений израильтяне – палестинцы: по существу и по своей природе палестинский активист, убивающий какого-либо «подозрительного» палестинца, не превращает палестинцев в народ-палач, тогда как всякая израильская военная акция показывает или доказывает, как представляется, «кровожадную» натуру «сионистов». Но это видение, вместе с тьер-мондистской риторикой, получило в 1970-е гг. распространение в так называемых «антирасистских» кругах. Именно это объясняет широкую и всемирную антисионистскую инструментализацию антирасизма, узаконенную резолюцией ООН от 10 ноября 1975 г. Обвинительное заключение не является чем-то новым: «за преступление, приписываемое одному или нескольким евреям, отвечать должны были все евреи страны», отмечал Леон Поляков, говоря об избиениях евреев, совершенных в конце XIII в. и в XIV в. в Германии, причем в вину им часто ставились «надругательства над просфорами» (Histoire de l’antisémitisme. T. I: Du Christ aux Juifs de cour. P.: Calmann-Lévy, 1955. P. 116). Риторический вопрос пропалестинской читательницы-христианки приводит в действие тот же тип рассуждения: обличается «еврейское сообщество» как несущее вину за палестинские жертвы на «территориях» (оккупированных Израилем). Таким образом, мы вновь находим в дискурсе, наполненном моральным негодованием и назидательным обличением, механизм криминализирующей эссенциализации «еврейского народа» («еврейского сообщества», «евреев», «всемирного сионизма» и т. д.).
642