Он, человек непоколебимого долга, покидал две вещи, дорогие его сердцу, священные для его сознания – свой собор и свою семью. Это бегство, было ли оно действительно необходимо? Здесь мы стоим перед загадкой, которая выяснилась лишь впоследствии, благодаря целому ряду происшествий. Аввакум, проезжая через Кострому, остановился там. Он нашел этот большой город также в состоянии полного возбуждения. Его протопоп Даниил только что был изгнан таким же мятежом, какой произошел в Юрьевце; относительно этого костромского мятежа мы прекрасно осведомлены благодаря расследованию, написанному на 270 листах, сохранившихся в Архиве Министерства юстиции.
Даниил, местный протоиерей, и Герасим, игумен Богоявленского монастыря, были посланы сюда кружком боголюбцев. Они объявили войну скоморохам и песенникам, которые нарушали церковный мир у собора, равно пьяницам, которые соединившись в пять, шесть человек, днем и ночью запружали проезжие дороги и творили тысячи непристойностей; эти два человека делали жизнь духовенства очень тяжелой, распекая тех, кто выпивал или не выполнял своих обязанностей, а иной раз, выйдя из терпения, запирали их в подвальный этаж Успенской церкви. Воевода Юрий Аксаков и его дьяки, которые должны были оказывать Даниилу и Герасиму вооруженную помощь, сами, напротив того, предавались всякого рода бесчинствам и разврату и, вместо того чтобы держать правонарушителей под арестом, выпускали на свободу тех из них, которые обещали им деньги за освобождение. Положение ухудшалось с каждым днем. Во вторник на Фоминой неделе, следовательно, 27 апреля, когда некий священник Павел проходил по Никольскому мосту, какой-то пьяный без портков, подойдя к нему, поднял полы своего кафтана. Другие священники жаловались на своих прихожан, которые их дожидались у порога церкви, вооруженные ножами, чтобы зарезать их, или угрожали им посадить их на кол на частоколе церковной ограды. Ночью 25 мая 1652 года некий Козма Васильев, уроженец Лыскова, вместе со своими товарищами пел песни на берегу Волги. Даниил вышел, чтобы заставить его замолчать. Его исколотили, сорвали скуфью – наивысшее оскорбление! – повалили его, оставив едва живым, без сознания и, наконец избили еще раз перед домом воеводы. Воевода, хотя и был уведомлен о разыгравшемся событии, поостерегся вмешаться; прибежали горожане, но никто не вступился. 28 мая, в полдень, улицы заполнились толпой, которая с пением приближалась к собору. Она состояла преимущественно из окрестных крестьян под предводительством деревенского священника. Толпа хотела освободить посаженных в тюрьму узников и выкрикивала угрозы с требованием смерти по адресу Даниила и Герасима. Это был настоящий мятеж. Собор был взят штурмом, и ненавистные преобразователи вынуждены были скрываться. Приближенные к Даниилу и Герасиму люди, которых часто видели с этими священниками и которых толпа подозревала, как их сторонников в деле борьбы против игрищ, водки и песен, вынуждены были уступить. Такие ревнители были, правда, немногочисленны, ибо во время допросов оказалось только четверо священников и один дьякон, которые свидетельствовали против виновников мятежа: все же остальные, крестьяне, горожане, даже священники собора и игумены четырех соседних монастырей, утверждали, что они ничего не знали, ничего не видели и ничего не слышали[695]
.