В течение этого времени Пашков договорился с илимским воеводой, чтобы проложить с обоих концов новый путь: с одной стороны от Илимска, с другой стороны от Братского острога. По этому пути он приказал привезти на санях 141 четь ржи и другого зерна для засевания 150 гектаров земли[962]
. Но тут из Даурии как раз пришли плохие вести: Полетай и его небольшой отряд перед своим бегством разграбили и сожгли Иргенский острог; после этого они сами были убиты, прежде чем смогли достичь океана через гиляцкий край.После вскрытия рек отправились в путь. Это было в конце мая. 4 июня экспедиция была в Балаганском остроге. Поход начинался плохо, обещанное количество пороха, пуль и водки не прибыло по назначению, не хватало якорей, надо было изготовить 20 штук из деревянных окован ных железом сошников. Пашков обжаловал это, написав в Москву[963]
. Наверное, Аввакум именно в это время смог поставить в известность своего архиепископа о понесенных им злоключениях[964]. С момента отъезда он обрел свободу. Но судьба его была предопределена: это теперь уже не был официальный священник, находящийся при военной части, окруженный известным уважением, сохранивший от своего прежнего положения некоторый достаток, имеющий с собой большую поклажу, а также и оплачиваемых им добровольных слуг; это был всего-навсего запрещенный священник, лишенный всех прав, равно и части своих книг, своего священнического облачения, обязанный неукоснительно выполнять все распоряжения; вскоре вынужденный, чтобы как-то существовать, постепенно продавать остатки своего имущества, постоянно зависящий от капризов воеводы и выполняющий требы только тайно и изредка. В таком жалком и униженном положении, которого он до тех пор еще никогда не испытывал и в котором он отныне как-то держится только благодаря собственному мужеству, Аввакум поднимает свой моральный авторитет и вызывает уважение со стороны всех его окружающих.Начинались совсем большие трудности. Переправа через Байкальское море на 40 речных плоскодонных дощаниках не обошлась без происшествий. Протопоп со своей семьей снова чуть не утонули. А ведь дощаник их уже и раньше тонул на Тунгуске! Плыть вверх по Селенге было относительно легко. Но когда им пришлось плыть по Хилке, небольшой, быстрой и мелководной реке, они вынуждены были оставить дощаники и построить более легкие лодки, а затем и тянуть их лямкой, часто идя по воде из-за отсутствия тропы для тяги бечевой; порой так продолжалось целые дни, без отдыха. Аввакум не был освобожден ни от одной из этих тягот. Третья авария не оставила на нем с семьей ни единой сухой нитки. В то время как их вещи сохли на воздухе, они сидели и ждали, почти нагие. Пашков увидел в этом еще одно проявление бестактности. Он вознамерился еще раз приказать избить его. После трех месяцев усилий отряд дошел до болотистого плоскогорья, которое разделяет Байкальский бассейн и водосток Ледовитого океана от бассейна Тихого океана. В это время навигация как раз заканчивалась.
Иргенский острог был уничтожен: необходимо было его восстановить. Пашков послал своего сына Еремея на разведку, а сам стал принимать изъявления покорности от тунгусских и монгольских племен, так же как и соболиную дань. Одновременно участники отряда должны были рубить деревья для постройки двух постов, необходимых для остановки на Шилке, ввиду того, что дальше плыть было рискованно из-за отсутствия времени. Затем надо было перенести весь этот лес, все вещи и оружие до Ингоды. И в этих работах Аввакум также принимал участие; так как с ним были только его малолетние дети – он должен был выполнять всю выпавшую на его долю тяготу один. В этой работе и прошла зима 1657/1658 года.
Как только достигли Ингоды, пришлось покончить с тягой бечевой; ничего другого не оставалось, как плыть по течению. Дощаников больше не употребляли: стволы деревьев, ранее предназначенные для ограды острогов и построек, были связаны в 170 плотов, на каждом из которых помещалось по два-три человека и лошади. Но сила течения бросала плоты на скалы, о которые они разбивались; надо было с большим трудом перевязывать их, стоя в воде. Все это было бы ничего, если бы не нехватка продовольствия, которая с этого момента уже остро давала себя чувствовать: со времени отъезда из Енисейска не получали ничего. Казаки, изнуренные усталостью, так как им приходилось целыми днями быть в воде и голодать, под конец начали заболевать цингой и умирать. У Аввакума также распухли живот и ноги, появились язвы на голенях. Усыпляли голод травами и корнями; не раздумывая, бросались на омерзительную и запрещенную религией пищу. Чем больше увеличивались трудности, тем больше Пашков усиливал строгость, чтобы поддержать дисциплину. Однако Шилки достигли довольно скоро; затем в половине июня достигли и притока ее, Нерчи; слияние двух рек находится в самом сердце Даурии.