Протопоп Аввакум и начало Раскола

Еще дальше на юг, близ Осташкова, находился монастырь св. Нила Столбенского, где жил еще второй тобольский архиепископ Нектарий. Этот монастырь надолго сохранил верность прежним обрядам[1123]. Затем в 21 версте от Зубцова, на юго-западе оттуда, находилась Ракова пустынь, которую привел к процветанию Иов Тимофеевич; этот поляк знатного рода знал еще Филарета, в бытность его пленником, последовал за ним в Россию, был им пострижен в монахи и рукоположен в иереи и с тех пор был полностью предан памяти покойного патриарха. Он мог только отвергать и порицать новшества. Он бежал от них в другое место спасения души, находившееся в 40 верстах от Зубцова, в монастырь св. Николы, что на Красных горах. От него исходило одновременно впечатление и достоинства, и смирения, свойственные священноиерею, глубоко покорявшие сердца и умы окружающих; у него был и ученики, которые ему слепо повиновались[1124].

Таким образом, от Белого моря до истоков Волги, до Дорогобужа, вдоль западной границы тянулся почти беспрерывный ряд оплотов старой веры.

На Востоке была другая Фиваида, скрытая в лесах, которые тянутся и поныне по левому берегу Волги между Костромой, Юрьевцем, Нижним Новгородом и Вяткой.

Близ Юрьевца, в Кривоозере, в скиту, где проживало около 20 иноков, также продолжали служить обедню по старым книгам, сугубить аллилуию, читать неисправленный Символ веры и креститься двумя перстами. Настоятель этого скита Сергий, принявший монашество и рукоположенный в 1644 году, не мог не знать Аввакума. Но размышляя о Страшном суде, он создал себе странные понятия: в этот страшный день у Сына Божия будет иной язык, чем у Отца, а у Святого Духа будет третий язык. Порой Сергий ходил навещать отшельников, которые сравнительно недавно обосновались на Ветлуге и Бельбаше: Игнатия, Максима и Макария, простых, неграмотных крестьян, принявших иночество и занимавших три келии, которые отстояли одна от другой на расстоянии одной-двух верст. Они общались также и с Богородицким монастырем в Пучежской слободе[1125].

Наконец, Сергий Кривоозерский поддерживал хорошие отношения с Ефремом Потемкиным. Ефрем был братом Спиридона Потемкина; он принял монашество в Бизюкове, затем выполнял некоторое время обязанности скитоначальника, или строителя, в Болдине, опять близ Дорогобужа[1126]. После того как военные действия заставили его покинуть монастырь, он отправился в Москву и оттуда, без сомнения с согласия своего брата, достиг Заволжья. В 1662–1663 гг. он основал другой оплот старой веры на реке Керженце. Болотистые и заросшие лесом берега этой извилистой реки дотоле посещали только рыбаки и искатели дикого меда. Ефрем жил там спокойно, вдали от сатанинских новшеств. Однако он иногда и выходил оттуда, чтобы отправиться в Нижний, Балахну, в Макарьевский монастырь «купить хлеба и соли». Здесь он останавливался то у Ивана, валяльщика войлока, то у подьячего Кириака Кириакова и всегда пользовался случаем посовещаться с друзьями – приверженцами старой веры. Он до такой степени избегал всего, что носило на себе печать Никона, что отказался от посвящения в сан и сам налагал на себя епитимьи, как, например, дополнительное чтение житий святых. На Керженце священников не было[1127].

Преданные делу проповедники отправлялись в поход на Юг. В 1661 г. в Царицыне были арестованы дьякон Сильвестр, монах Иосиф и дьячок Алексей, «занимавшиеся перепиской сочинений раскольничьих и безбожных»[1128]. Недовольные, убегавшие в свободную степь от принуждения московских властей или от крепостного ига, становившегося все более тяжелым, охотно воспринимали пропаганду, враждебную церковным властям.

Таким образом, в то время как в городах противники никоновских новшеств избегали порывать с церковью, поскольку их вера была как-то терпима, в отдаленных областях было много людей, предпочитавших скорее удалиться в пустыни, чем иметь хоть что-нибудь общее с иерархией, предавшейся антихристу. В 1663 г. уже наметились главные очаги сопротивления: Поморье, тяготевшее к Соловкам; Заволжье со своим духов ным центром Керженцем и, наконец, Москва, где благонамеренные люди продолжали ожидать более деятельного пастыря, чем Потемкин, и менее усталого проповедника, чем Неронов; в сущности, ждали апостола!

V Аввакум в Устюге: Феодор, юродивый Христа ради