Протопоп Аввакум и начало Раскола

В Тобольске Аввакум уже не нашел бедного Федора, который приветствовал его при отъезде: исцелившись от беса, он умер, прожив как настоящий христианин еще три года со своей женой и детьми[1129]. И вместе с тем там, наверное, было еще много прежних его духовных детей, тут же пришедших облобызать ему руку. Он снова мог – и с каким удовлетворением, и с какой кротостью – выполнять свою пастырскую обязанность: руководить душами. Так он провел часть зимы в Тобольске. Анна Калмычка, узнав о скором приезде протопопа, мучилась упреками совести; с разрешения Елеазара она поспешно укрылась в монастыре. Вскоре она явилась со своими двумя маленькими детьми к Аввакуму с повинной, плача и бия себя в грудь. Но внешне он был неумолим и осыпал ее бранью. Бес ее мучил по-прежнему. Однажды, когда она присутствовала на обедне, совершаемой Аввакумом, она стала испускать дикие крики, подобные крикам животных. Это произошло, как обычно, в самый торжественный момент, во время выхода со Святыми Дарами. Аввакум прервал Херувимскую песнь и с крестом, взятым с престола в руке, приказал бесу: «Полно, бес, мучить ее! Бог простит ей в сей век и будущий». Получив, таким образом, прощение, она обрела здоровье и окончательно привязалась к своему спасителю[1130].

Однако, чтобы использовать санный путь вплоть до Москвы – путь самый прямой и самый быстрый, – надо было отправиться в дорогу до конца зимы. Аввакум должен был покинуть Тобольск вскоре после Рождества. Он отправился в путь со своей семьей и Анной Калмычкой. Протопоп со своей женой снова увидели места, которые они проезжали немногим больше десяти лет тому назад в качестве изгнанников, под конвоем. Теперь же они были свободны и нравственно возвысились благодаря превзойденным испытаниям.

Мир на Урале еще не был восстановлен. Великий поход полковника Вилима Францбекова и Василия Бланка с их рейтарами и солдатами, обученными на польский манер, в то время только подготовлялся в Тобольске. А пока что башкиры и татары осаждали или поджигали монастыри, укрепленные посты и города: Покровское, Киргинскую слободу, Невьянск, уничтожали поселенцев и вообще избивали всех беззащитных русских, которых они только встречали. Небольшой отряд вздохнул свободно только под прикрытием стен и башен Верхотурья. Воевода Иван Камынин, увидя его, не скрыл своего изумления. «Христос пронес меня и его Пресвятая Матерь меня соблюла», – ответил протопоп. Камынин был его другом[1131].

В Устюге остановились снова. Это был город одновременно ремесленный и торговый и с интенсивной религиозной жизнью, где было около 30 деревянных церквей, группировавшихся вокруг Успенского собора, перестроенного в каменный, но очень пострадавшего от страшного пожара, бывшего 28 апреля 1649 г.[1132] Подобно другим городам, Устюг пережил религиозный подъем середины века: в 1648 г. купец Никола Ревякин построил там большую церковь Вознесения с шестью приделами и пятиярусным иконостасом[1133]. В монастыре св. Архангела Михаила можно было видеть, как вырастали на глазах одна за другой две каменные церкви: церковь Введения Пресвятой Богородицы, воздвигнутая в 1651–1653 гг., и собор св. Михаила Архангела, построенный несколько позднее[1134]. В 1656 г. церковь XV века во имя св. Иоанна, юродивого Христа ради, была перестроена в каменную, двухэтажную[1135]. Религиозный подъем, связанный со строительством церквей, не угасал. В 1663 г. в начале навигации из Ярославля прибыло 28 каменщиков для постройки еще более великолепного храма. Средства были собраны по подписке: воевода Петр Потоцкий, очень культурный поляк, подписался на 70 серебряных рублей, а его дьяк Сахаров – на 10 серебряных и 100 медных рублей; стоимость последних была в то время много меньше, так как это было в самый разгар инфляции. Почтенный протопоп Владимир и его сын, дьякон Василий, подписались на 50 серебряных рублей. Строительство развернулось вовсю[1136]. Новый собор должен был быть освящен во имя покровителя города св. Прокопия, юродивого Христа ради. В Устюге все время являлось множество святых: свв. Симон, Филипп, Леонид – все они, основавшие скиты, были прославлены вскоре после своей смерти, совсем недавно, именно в 1607, 1620 и 1654 годах[1137].

В этом городе в силу традиций, оставленных Прокопием и Иоанном, особенно сильно звучали слова 1-й главы Послания к Коринфянам: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым». «Немудрое Божие премудрее человеков», «Мы безумны Христа ради», «Мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне»[1138]. Еще во времена Ярослава дошедшие до Киева жития св. Симеона Емесского и св. Андрея Цареградского положили начало особого рода подвижничеству, осуществляемому под видом кажущегося безумия, и души, охваченные жаждой абсолютного подвига в самоуничижении, обеспечили в Московии этому подвижничеству невиданный ни в Сирии, ни в Греции подъем.