Протопоп Аввакум и начало Раскола

Молодой попович предпочитал бегать по двору, а не сидеть дома. В каменистых окрестностях Григорова ему случалось наталкиваться на змей, и он наблюдал за ними: «А змию-то как бьет кто, так она все тело предаст биемо быти, главу же свою соблюдает, елико возможно: свернется в клубок, а голову-ту в землю хоронит. Я их бивал с молода-ума. Как главы-то не разобьешь, так и опять оживает, а главу-ту как разобьешь, так она и цела, а мертва».

Голуби и змеи – вот два единственных свидетеля его раннего детства, о котором протопоп пожелал вспомнить, давая совет своим ученикам: «Будьте кротки как голуби и мудры как змеи»[311].

Григорово вовсе не было глухим местечком. Там были не только церковь и кабак, там была еще третья принадлежность сельского центра – базар, где в субботу встречались люди, прибывшие из разных деревень для покупки ржи и овса, которых у них была нехватка, поскольку в Григорове все было распахано, а окрестные земли были еще мало распаханы. В Григорове была и мельница. Селение было сравнительно старое; в 1607 г. оно уже существовало как приход. У него была тенденция расширяться; из 36 крестьянских дворов с 49 душами взрослого мужского населения в 1621 г. оно выросло в 1646 г. до 150 дворов с 483 душами мужского населения, причем теперь в каждом дворе насчитывались и дети. В общем теперь тут была тысяча жителей[312]. Аввакум как раз был свидетелем этого роста.

Старое селение Григорово было даровано в качестве родового поместья Федору Волынскому в награду за защиту Можайска от Владислава в августе 1618 г.: передача ему Григорова произошла в 1619–1620 гг. Обычно такие изменения были скорее убыточными для населения. Власти, если только им удавалось взимать повинности – 5 рублей 22 алтына и 3 денги в 1608 г., 7 рублей в 1620 г., совершенно не вмешивались в повседневную жизнь. Земельный собственник, у которого было поместье, должен был быть по возможности более требовательным. Но в его интересах было увеличение населения.

Теперь земля была разделена: была пашня помещика, обрабатываемая наемными работниками, и пашня общинная; за эту пашню община платила повинности деньгами и натурой. Приказчик наблюдал на месте за интересами своего хозяина. В 1621 году помещик владел 25 четвертями в каждом трехполье, в общем 37,5 га, которые, благодаря десяти работникам, были в хорошем состоянии. Работники жили вместе, образуя один двор; большая часть полей была все же во владении общины: итого, было 120 га с трехпольной системой землепользования, затем было еще 50 га полей под долгим паром; в общем это все были хорошие земли. Помещик, правда, получал, помимо этого, доходы от кабаков и от пошлины на товары, которые привозили на базар. У церкви были собственные земельные угодья: 30 га пашни, на урожай с которых жили церковные служители: три семьи священника, пономаря и церковного сторожа, затем была еще почтенная вдова, на которой лежала обязанность выпекать просфоры. Помимо того, было девять местных семейств, которые занимали столько же домишек в поповке[313].

Хотя нам и известен послужной список Федора Волынского, но мы ничего не знаем о его характере. Уже в зрелом возрасте, постоянно находясь в дальних отъездах, будучи последовательно воеводой Вязьмы, Холмогор, Дорогобужа, Астрахани[314], он, вероятно, не очень-то сильно выжимал соки из своих крестьян[315]. В те времена, когда крепостное право только еще устанавливалось, община имела большое влияние: она избирала старосту и десятских – нечто вроде исполнительной и судебной власти; эта власть сама производила разверстку и земли, и соответствующих повинностей; община была хозяином в своей церкви, она собиралась беспрепятственно, могла посылать в Москву коллективные жалобы и челобитные; она была сильна благодаря своей сплоченности, своему массовому характеру, своей способности противостоять властям, пассивно или открыто. Это было самоуправление, очень активное, глубоко укоренившееся в быту, которому приказчик, правда, мог препятствовать в его деятельности или указывать, но которое он не мог уничтожить[316].