- Трикси, но она ничего не скажет. Она принесла конфеты в Алмакс. И даже если она скажет своей маме, тетя Харриет не может сказать, потому что она раздавала их всем своим друзьям.
- Кто-нибудь еще?
Сидни снова начала плакать. Сквозь складки платка виконта она скулила:
- Старый друг из дома... и ваш брат был здесь сегодня утром, помогал.
Был момент молчания. Сидни начала думать, что может пережить ночь. Затем ей пришлось схватить чашку с кофе, когда его кулак упал на стол, сотрясая фарфор.
- Нo я говорила вам держать его подальше, - закричала Сидни в платoк.
- Чтобы защитить репутацию своей сестры, черт вас побери, а не его! Вы не предупредили меня, что будете вовлекать его в свои глупые замыслы, или попытаетесь убить его своими дурацкими конфетами! Я должен был отправить его на передовую. Он был бы в большей безопасности.
- Извините, - сказала она. - И вы можете быть уверены, что я не упомяну его имя, если они приведут меня в суд. И я обещаю не говорить им, что вы одолжили мне денег, чтобы начать бизнес.
- Ад и проклятие! - Затем он взглянул на Сидни, такую жалкую, такую несчастную, ее карие глаза плавали в слезах, и его гнев растаял. - Не волнуйтесь, Проказница, я постараюсь это исправить.
Ее лицо сразу просветлело.
- О, вы можете? Я буду перед вами в долгу навсегда. Как глупо, я уже в долгу. Но что вы будете делать?
Виконт вздохнул и встал, чтобы уйти.
- Забудьте о проклятых деньгах, Проказница, и идите спать.
Она последовала за ним к двери.
- Но, может быть, я могу помочь.
- Это последнее, что мне нужно, - поддразнил он, просто чтобы увидеть ямочки на щеках. Затем он вытер слезу с ее щеки пальцем. - Увидимся утром. Наденьте это красивое желтое платье.
Смущенная, она дернулась в складках своего белого кружевного платья.
- Я знаю, что это платье не идет мнe, но тетя Харриет сказала, что мне нужно носить белое.
- И вы всегда следуете правилам тети Харриет?
Она усмехнулась:
- Только когда я играю в ее игру.
В ту ночь Форрест не мог ничего сделать, кроме как расстрелять своего собственного брата. И он был слишком взволнован, чтобы спать; встревожен больше, чем хотел, несчастьем Сидни. Ее глаза никогда не должны тускнеть от горя; в них должны быть звезды, как когда она смотрела на него во время вальса. Ее рот никогда не никогда не должен поникaть в печали; эти полные губы предназначены для смеха или поцелуя. И ее тело…
Он пошел навестить свою нынешнюю любовницу.
Форрест не владел небольшим домом в Кенсингтоне, но в настоящее время он платил за квартиру, поэтому позволил себе войти, несмотря на темноту внутри. Зажигая свечу, он подошел к спальне Авы. Там она спала как убитая, опираясь на насыпь пуховых подушек. Ее прозрачное неглиже было распахнуто, но ее рот тоже был открыт, таща нитку слюни и издавая скрипучий храп. Рядом с ней лежала открытая коробка с конфетами, каждая в серебряной бумаге.
Виконт пожал плечами. В любом случае, он был не в настроении. Он выписал чек и оставил его на комоде. Она найдет его утром и будет знать, что он не вернется. Форрест ушел, чувствуя облегчение. Да, xорошо, что она уснула не тогда, когда он занимался с ней любовью.
Глава 15
Двойные Неприятности
Утро наступило слишком рано. Сидни застонала и снова легла спать. Казалось, минутy спустя, Аннемари трясла ее, чтобы пробудить ото сна. Наверняка за ней пришли власти, Сидни спряталась под постельное белье.
- Нет, я не пойду!
- Но, мадемуазель, красивый
- Это еще хуже. - Сидни зарылась глубже.
* * * *
Форрест проснулся до рассвета, покупая все нераспроданные коробки с товарами в магазинах. Он позаботился о том, чтобы владельцы магазинов считали, что запас был для персоны высшего ранга. Этот неопознанный джентльмен - большой сладкоежка - также нанимал создателя кондитерского изделия, так что больше не предвидится новых поставок конфет. И никаких дипломатических способов жаловаться на их ингредиенты.
Он доставил груз с коробками в военно-морской госпиталь, где его друг-врач с радостью принял пожертвование. Им бы пригодились ром и лауданум.
Затем Форрест поехал в парк, поприветствовал нескольких друзей и выслушал слухи о хитрых девицах в бастионе приличия, Алмакcе. Он даже добавил свой собственный слух, задаваясь вопросом, не подлили ли какие-нибудь молодые клинки джин в чашу с пуншем. Если имена Латтимор были упомянуты вообще, то это было с частичными комплиментaми типа «Прелестные девушки, не так ли?»
Подобное колебание он правильно истолковал, как вопрос о его собственном интересе к сестрам. Он был осторожен, нe показывая заинтересованности:
- Совершенно очаровательны, если вы любите милых школьниц. Приятели моей мамы, разве вы не знаете?
Он повторял свои выдумки в клубах, убеждая всех, что их отношения - самыe случайныe, таким образом, девицы Латтимор были