Процесс исключения

...Торжественное заседание Академии Наук СССР "в честь шестидесятилетия Великой Октябрьской революции". Сахаров приглашен. Он сидит в одном из первых рядов, недалеко от прохода. У него с собою записка: предложение правительству амнистировать политических заключенных, отменить смертную казнь, смягчить тюремный режим. Зал полон академиками, действительными членами, членами-корреспондентами, директорами научных институтов. Сверкают седины и ордена. На трибуне президент Академии Наук, академик А.П. Александров и другие высокопоставленные лица. Еще бы! Ведь праздник какой - Октябрьской революции исполнилось шесть десятилетий! Докладчик, академик Б.Н.Пономарев, член ЦК (кандидат в члены Политбюро), превозносит наши достижения. Сахаров тихо поднимается во весь свой высокий рост и делает шаг к проходу. Он хочет подойти к трибуне и передать в Президиум свою записку. Но поперек его пути, между стульями внезапно возникает преграда: ноги. Сахаров со своей высоты молча разглядывает эту живую преграду. На фоне наших достижений ему все-таки удается, вопреки преграде, выйти в проход и сделать один шаг к трибуне. Тут его мгновенно окружают восемь человек. Восемь богатырей - сотрудников КГБ. Зачем они здесь? в этом храме науки? А вот затем! Академик Сахаров, даже молчащий, страшен им. А вдруг, от имени своих подзащит-ных, он скажет что-нибудь на весь зал, на весь мир! Нет, он хочет передать записку - всего лишь. Но сам. Но - прямо в Президиум. А в Президиуме - высокопоставленные лица. Разве это допустимо?! Сахаров стоит, окруженный чекистами. Один пытается вырвать у него бумагу из рук. "Не утруждайтесь, - говорит Сахаров, - у меня дома еще десять таких".

Зал принимает приветствие Политбюро ЦК. Весь зал поднялся: оркестр заиграл Государствен-ный гимн. Весь зал стоит.

Наконец, гимн окончен. Опустела трибуна. Опустел и зал. Ни орденов. Ни седин. Пусто.

Тогда чекисты расступились перед Сахаровым: "Вы свободны".

- А что же академики... член-коры... доктора наук... - спрашиваю я у Андрея Дмитриевича, холодея. - Видели, как вас окружили чекисты?

- Видели.

- И они подошли... чтоб узнать... чтоб спросить... чтоб узнать, что будет с вами дальше?

- Нет.

- Но они смотрели, по крайней мере, чем кончится?

- Нет. Они смотрели в другую сторону.

- И ни один человек не попробовал к вам подойти? Хотя бы окликнуть вас?

- Ни один.

"Товарищи! - хочется мне закричать. - Мы - сверхмощная держава! - Мы страна победителей! Мы первые создали спутник! Неужели - неужели - через 60 лет после революции, через 32 года после победы над фашизмом мы не можем допустить, - чтобы Андрей Дмитриевич Сахаров, действительный член Академии Наук и Лауреат Нобелевской премии Мира, лично подал записку своему президенту?" И что сказать об академиках, которые смотрят в другую сторону, когда их коллегу - оцепили? Один, сидевший рядом с Сахаровым, даже закрыл лицо руками, едва лишь Сахаров поднялся. "Это он от стыда?" - спрашиваю я. "Нет, чтоб не попасть в свидетели".

Да, да, я горюю, когда люди уезжают. Но разве от таких коллег не пожелаешь - не то что отвернуться, это уж само собой, а убежать на край света? Уехать, убежать, чтоб больше никогда не видеть ни их ученых лиц, ни их срама!

5

- Значит, вы хотите, чтобы Андрей Дмитриевич уехал? Значит, вы за отъезды? А нам говорили, вы против.

- Я - против тех, кто незаконно присвоил себе право распоряжаться чужими судьбами. Каждый сам знает, где ему хочется жить постоянно или куда он хочет съездить на время. Я за право каждого на временную поездку и на постоянный отъезд.

Уехать имеет право каждый - по уважительной причине (гонимости) и безо всякой причины.

Тот, кто уже произнес неугодное слово и поплатился годами тюрьмы и ссылки, и тот, кто от неминуемой расплаты желает спастись. И тот еврей, который никогда не терял ни своей религии, ни своего языка и жил мечтами о неведомом, далеком, обетованном Израиле. И тот немец, которого тянет в родную Германию.

И тот русский еврейского происхождения, который давно уже в трех-четырех поколениях русский (по языку, по культурной традиции, по всему обиходу, по строю души и складу ума и, главное, по общей с нами исторической памяти), - тот русский, которого властители наши гипнотическими сеансами антисемитизма, на горе нам, заставили отпрянуть от России.

И тот - русский ли, грузин, литовец, армянин, татарин, кто желает работать и кого сначала, в наказание за правдивое слово, лишают работы, а потом судят за тунеядство.

И тот - русский или не русский (мне все едино), кто живет здесь в полном благополучии, кого никто не преследует, а он попросту желает людей посмотреть и себя показать. "Я молод, жизнь во мне крепка" - хочу путешествовать, двигаться! Право на отъезд, на поездку туда и обратно или право на эмиграцию - природное, неотъемлемое право каждого человека. Непререкаемое.

- А... Значит, вы, оказывается, за отъезды? А нам говорили - вы против?