Напоминаю, что письмо это написано и получено мною в стране, где имя мое запрещено, где за каждую мою самиздатскую или тамиздатскую книгу человек рискует поплатиться тюрьмой, где не печатается ни одна моя новая строка; где из всех библиотек уже изъяты мои прежние книги, а из каталогов - названия. Меня нет и меня не было. Хуже - я чума. Удивительно ли, что, какую бы живую благодарность ни испытывала я к моим западным переводчикам, рецензентам, издате-лям - русским и нерусским, - ничто не сравнится с тем благоговением, с каким несла я домой этот заплаканный орден. Орден братства.
- Аа... а! Значит, вы все-таки против отъездов? - спрашивают после недолгого молчания мои собеседники.
- Нет, отчего же, я за. Я уже притерпелась. Пусть едут.
6
Но мне давно пора уже вернуться к своей теме: к исключению из Союза Писателей. Обе темы связаны одна с другою, но все же моя уже.
Памятен нам август 1946 года, речь Жданова перед писателями в Смольном. И постановление, и речь напечатаны во всех газетах. С ними в любую минуту может ознакомиться каждый. Это наша "Илиада" и "Одиссея", классический образец бюрократических постановлений об искусстве, - можно сказать, вершина жанра. Недаром оба документа годами и даже десятилетиями препода-вались во всех школах России вместо российской словесности.
Постановление не отменено по сию пору, хотя оба ошельмованных писателя печатаются, Ахматова даже и многотиражно*.
Беспомощность официальной власти перед властью поэта стихами Ахматовой была не единожды провозглашена. Судьбою - подтверждена. Однако в 1961 году уже победившая Ахматова снова растолковала своим гонителям эту истину - на этот раз, можно сказать, по складам, прозой, в "Слове о Пушкине".
"После... океана грязи, измен, лжи, равнодушия друзей и просто глупости... как торжественно и прекрасно увидеть, как этот чопорный, бессердечный... и уж, конечно, безграмотный Петербург стал свидетелем того, что, услышав роковую весть, тысячи людей бросились к дому поэта и навсегда вместе со всей Россией там остались.
...Он победил и время и пространство...
...И это уже к литературе прямого отношения не имеет, это что-то совсем другое"** .
* Постановление ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград"" от 14 августа 1946 года отменено на заседании Политбюро ЦК КПСС 20 октября 1988 года как ошибочное. - Примеч. 1988 года.
** См. в сб. - О Пушкине. Л.: Советский писатель, 1977, с. 5-6.
Борис Пастернак подвергался разгромам в печати много лет, еще до своего исключения из Союза, в особенности бурно после того же исторического Постановления ЦК 1946 года. Сразу после Нобелевской премии, в 1958 году, его едва не лишили гражданства. Коллеги Пастернака обратились к правительству с просьбой выслать его за пределы страны.
Чтобы остаться дома. Пастернак отказался от премии. Сохранилась ли стенограмма исключе-ния из Союза Писателей Зощенко и Ахматовой, я не знаю. Стенографический же отчет о расправе с Пастернаком сохранился. Подробная стенограмма опубликована за границей*. Я привожу ее краткий конспект. Документ интересен и сам по себе - "как люди в страхе гадки", интересен и тем, что реплики действующих лиц - это как бы шпаргалка для всех участников - соучастников! - подобных расправ в будущем.
* См.: Новый журнал, № 83, Нью-Йорк, 1966, с. 185-227. В наше время, в 1988 году, стено-грамма позорного этого собрания опубликована в № 9 журнала "Горизонт". - Примеч. 1988 года.
"В ходе обсуждения" было установлено, что: Борис Пастернак
1) чужд советскому народу - и не только с той поры сделался чуждым, когда написал эту дурно пахнущую мерзость, этот поганый роман, "Доктор Живаго" (где оплевано все святое для нас, в том числе и Октябрьская революция), а вообще всегда был чужд - в своей эстетствующей, декадентской, индивидуалистической, камерной, комнатной поэзии. Был и остался чужд народу.
2) Пастернак не только чужд народу, но ненавидит народ и считает его быдлом.
3) Пастернак - враг народа.
4) Он скрывал свою враждебность под прикрытием извилистых эстетических ценностей. Между тем вся его поэзия - это 80 тысяч верст вокруг собственного пупа. (Одно время, правда, некоторым отдельным товарищам виделось в поэзии Пастернака нечто даже революционное, когда он находился в окружении Маяковского. Но они проявили излишнюю снисходительность и близорукость.)
5) У Пастернака нож за пазухой - нож против народа.
6) Пастернак поставил большую пушку - обстреливать из этой пушки народ.
7) Недаром он всегда водился с иностранцами.
8) Роман "Доктор Живаго" - предательский акт, проповедь предательства и апология предательства.
9) Пастернак не с наших позиций отнесся к событиям в Венгрии.
10) Пастернак - литературный Власов.
11) Пастернак - соучастник преступления против мира и покоя на планете.
12) Пастернак - это война.
Каков же моральный облик этого предателя, поставившего большую пушку?
Моральный облик у него такой, какой и выясняется из всего вышесказанного: