Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

— Хорошо, что вы мне напомнили, — сказал коммерсант. — Ведь вы но-вичок, младенец. Вашему процессу всего-то полгода. Слышал, слышал. Такой

молодой процесс! А я уже передумал обо всем тысячи раз, для меня нет на свете ничего понятнее.

— И наверно, вы рады, что ваш процесс уже так далеко зашел? — спросил К. Ему не хотелось прямо задать вопрос, как обстоят дела у коммерсанта.

Но и прямого ответа он не получил.

— Да вот уже пять лет, как я тяну свой процесс, — сказал коммерсант

и опустил голову. — Это немалое достижение.

И он замолчал. К. прислушался, не идет ли Лени. С одной стороны, ему

не хотелось, чтобы она пришла, потому что ему еще надо было о многом рас-спросить коммерсанта, не хотелось ему, чтобы Лени застала их за дружеским

процесс

135

разговором, а с другой стороны, он злился, что, несмотря на его присутствие, Лени так долго торчит у адвоката, куда дольше, чем нужно, чтобы накормить

его супом.

— Я хорошо помню то время, — снова заговорил коммерсант, и К. весь

обратился в слух, — когда мой процесс был примерно в таком же возрасте, как

сейчас ваш. Тогда меня обслуживал только этот адвокат, но я им был не очень

доволен.

«Вот сейчас я все узнаю», — подумал К. и оживленно закивал головой, словно вызывая этим коммерсанта на полную откровенность в самом важном

вопросе.

— Мой процесс, — продолжал коммерсант, — не двигался с места.

Правда, велось следствие, я бывал на всех допросах, собирал материал, представил в суд все свои конторские книги, что, как я потом узнал, было совершенно излишне, все время бегал к адвокату, он тоже подавал многочисленные

ходатайства…

— Как? Многочисленные ходатайства? — переспросил К.

— Ну конечно, — сказал коммерсант.

— Для меня это чрезвычайно важно, — сказал К., — ведь по моему делу

он все еще составляет первое ходатайство. Он ничего не сделал. Теперь я вижу, как безобразно он запустил мои дела.

— То, что бумага еще не готова, может быть, вызвано всякими уважитель-ными причинами, — сказал коммерсант. — Да и, кроме того, впоследствии

выяснилось, что для меня все эти ходатайства были совершенно бесполезны.

Одно я даже прочел — мне его любезно предоставил один из служащих в суде.

Правда, составлено оно было по-ученому, но, в сущности, без всякого смысла.

Прежде всего — уйма латыни, в которой я не разбираюсь, потом — целые

страницы общих фраз по адресу суда, потом — лестные слова об отдельных

чиновниках — он их, правда, не называл по имени, но каждый посвященный

легко догадывался, о ком шла речь, — затем самовосхваление, причем тут адвокат подлизывался к суду хуже собаки, и, наконец, исследования всяких судебных процессов прошлых лет, якобы схожих с моим делом. Слов нет, эти

исследования, насколько я мог понять, были проведены очень тщательно.

Но я ни в коем случае не хочу в чем бы то ни было осуждать адвоката за его работу. К тому же та бумага, которую я прочитал, только одна из многих, во всяком случае — и это я должен оговорить сейчас же, — никакого продвижения

в моем процессе я тогда не видел.

— А как вы представляете себе это продвижение? — спросил К.

— Ваш вопрос вполне разумен, — с улыбкой сказал коммерсант. —

Эти дела очень редко двигаются с места. Но тогда я этого еще не знал.

Ведь я коммерсант — прежде я еще больше занимался коммерцией, чем сейчас, — и мне хотелось видеть ощутимые результаты, дело должно было двигаться к концу или по крайней мере достигнуть какого-то развития. А вместо

этого шли бесконечные допросы, почти всегда одного и того же содержания;

136

ф. кафка

ответы на них я выучил наизусть, как молитву; но несколько раз в неделю

ко мне являлись посыльные из суда — и в контору и домой, всюду, где могли меня застать; конечно, это очень мне мешало (теперь по крайней мере

в этом отношении стало лучше, телефонные вызовы мешают гораздо меньше), а то среди моих деловых знакомых и особенно среди моих родственников начали распространяться слухи о моем процессе, так что вреда это мне

принесло достаточно, а вместе с тем не было видно ни малейшего признака

того, что в ближайшее время будет назначено хотя бы первое слушание дела.

Тогда я обратился к адвокату с жалобой. Он дал мне пространные объяснения, однако решительно отказался сделать какие-то шаги в том направлении, как я предполагал: ускорить слушание дела все равно никто не может, а настаивать на этом в заявлении, как того требовал я, было бы просто неслыханно и могло погубить и его и меня. Я и подумал: то, чего не может или не хочет этот адвокат, захочет и сможет другой. И я стал искать других адвокатов.

Сразу забегу вперед: никто никогда не требовал назначения дела к слушанию, никто этого не мог добиться, да и вообще с одной оговоркой, о чем я скажу

позже, это действительно никак невозможно, значит, в этом отношении адвокат меня не обманул; но в остальном мне не пришлось жалеть, что я обратился к другим адвокатам. Вероятно, вы уже слыхали от доктора Гульда о подпольных адвокатах. Должно быть, он говорил о них с большим презрением, да

они этого и заслуживают. Однако когда он о них говорит и сравнивает с собой