Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

обижаете? Да еще при господине адвокате! Тут нас обоих, и меня и вас, терпят

только из милости! Вы ничуть не лучше меня, вы такой же обвиняемый, и против вас тоже ведется процесс! А если вы считаете себя важным господином, так я такой же важный, может, еще важнее вас! И потрудитесь со мной так не

разговаривать, да, вот именно! Может, вы считаете себя привилегированным

оттого, что сидите тут, в кресле, а я должен, как вы изволили выразиться, пол-зать на брюхе? Так разрешите мне напомнить вам старую судебную поговорку:

146

ф. кафка

для обвиняемого движение лучше покоя, потому что если ты находишься

в покое, то, может быть, сам того не зная, уже сидишь на чаше весов вместе со

всеми своими грехами.

К. ничего не сказал, только тупо уставился на этого обезумевшего человека. Как он изменился в течение одного только часа! Неужели процесс так

его издергал, что он потерял способность понимать, кто ему друг и кто враг?

Неужели он не видит, что адвокат нарочно унижает его, и на этот раз лишь

с одной целью — похвалиться своей властью перед К. и, быть может, этим подчинить и его? Но если Блок не способен это понять или же так боится адвоката, что даже понимание ему не помогает, то как он ухитряется, как осмеливается обманывать адвоката, скрывать, что кроме него он пригласил еще других

адвокатов? И как он осмеливается нападать на К., зная, что тот в любую минуту может выдать его тайну?

Но Блок и не на то осмелился; он подошел к постели адвоката и стал жаловаться на К.

— Господин адвокат, — сказал он, — вы слышали, как этот человек со

мной разговаривает? Ведь его процесс длится какие-то часы, а он уже хочет

поучать меня — меня, чей процесс тянется уже пять лет. Да еще бранится!

Ничего не знает, а бранится, а ведь я в меру своих слабых силенок точно выучил, усвоил, чего требуют и приличие, и долг, и судебные традиции.

— Не обращай ни на кого внимания, — сказал адвокат, — делай, как считаешь правильным.

— Непременно, — сказал Блок, словно сам себя подбадривая, и, оглянув-шись, встал на колени перед самой кроватью. — Я уже на коленях, мой адвокат! — сказал он. Но адвокат промолчал. Осторожно, одной рукой, Блок погладил перину.

В наступившей тишине Лени вдруг сказала, высвобождая руки из рук К.:

— Пусти. Ты мне делаешь больно. Я хочу к Блоку.

Она отошла и присела на край постели. Блок страшно обрадовался ей

и стал немыми жестами и мимикой просить ее заступиться за него перед адвокатом. Очевидно, ему до зарезу нужно было выудить у адвоката какие-то сведения — возможно, лишь для того, чтобы их использовали другие адвокаты.

Должно быть, Лени точно знала, какой подход нужен к адвокату, она глазами показала Блоку на его руку и сделала губы трубочкой, словно для поцелуя.

Блок тут же чмокнул адвоката в руку и по знаку Лени еще и еще раз приложил-ся к руке. Но адвокат упорно молчал. Лени наклонилась к адвокату, перегиба-ясь через кровать, так что обрисовалось все ее здоровое, красивое тело, и, низко склонясь к его голове, стала гладить его длинные седые волосы. Тут ему уже

нельзя было промолчать.

— Не решаюсь ему сообщить, — сказал адвокат и слегка повернул голову — может быть, для того, чтобы лучше почувствовать прикосновения Лени.

Блок исподтишка прислушивался, опустив голову, словно преступал какой-то

запрет.

— Я уже на коленях, мой адвокат! — сказал он. Но адвокат промолчал.

Осторожно, одной рукой, Блок погладил перину.

148

ф. кафка

— Отчего же ты не решаешься? — спросила Лени.

У К. было такое чувство, словно он слышит заученный диалог, который

уже часто повторялся и будет повторяться еще не раз и только для Блока никогда не теряет новизны.

— А как он себя вел сегодня? — спросил адвокат вместо ответа.

Перед тем как высказать свое мнение, Лени посмотрела на Блока и по-медлила, глядя, как он умоляюще воздел к ней сложенные руки. Наконец она

строго кивнула, обернулась к адвокату и сказала:

— Он был очень послушен и прилежен.

И это пожилой коммерсант, бородатый человек, умолял девчонку дать

о нем хороший отзыв! Может быть, у него и есть какие-то задние мысли, но

все равно никакого оправдания в глазах своего ближнего он не заслуживал.

Эта оценка даже зрителя унижала. Значит, таков был метод адвоката (и какое счастье, что К. попал в эту атмосферу ненадолго!) — довести клиента до

полного забвения всего на свете и заставить его тащиться по ложному пути

в надежде дойти до конца процесса. Да разве Блок клиент? Он собака адвоката! Если бы тот велел ему залезть под кровать, как в собачью будку, и лаять

оттуда, он подчинился бы с наслаждением. К. слушал внимательно и сосредоточенно, словно ему поручили точно воспринять и запомнить все, что тут говорилось, и доложить об этом в какой-то высшей инстанции.

— Чем же он занимался весь день? — спросил адвокат.

— А я его заперла в комнате для прислуги, чтобы он мне не мешал работать, — сказала Лени. — Он всегда там сидит. Время от времени я заглядывала