Провал

Она подняла бокал, он тоже, и они дружно выпили.

Урсула стояла на ступеньках и быстро прикидывала, стоит ли ей подойти к ним. Представиться. Узнать больше. Узнать, кто это.

Но к чему это приведет? В лучшем случае к нескольким любезным фразам и вопросу, не хочет ли она бокал вина. Женщина вновь положила руку на плечо Торкелю, тот наклонился вперед и что-то сказал ей почти на ухо. Она опять засмеялась и просияла.

Урсула развернулась и быстро пошла обратно вверх по лестнице.

Почувствовала запах своих духов.

Придется снова принимать душ.

23

Оба пришли раньше времени. Когда он спустился, Лисе-Лотте уже стояла в баре. С уложенными длинными светлыми волосами, в легком, но элегантном летнем платье и с тонкой шалью на плечах, она выглядела еще красивее. Торкель порадовался тому, что успел принять душ и переодеться, – смотрелось бы странно, если бы принарядилась только Лисе-Лотте. Он подошел к ней, и они легонько обнялись. Лисе-Лотте знала ресторан неподалеку, но Торкель предложил начать с бокала вина в баре, ведь временем они не ограничены. Лисе-Лотте согласилась и попросила красного вина. Довольно скоро они перешли ко второму бокалу. Изначальная робость, которую ощущал Торкель, исчезла. Разговаривать с Лисе-Лотте было легко. Она держалась открыто и просто излучала энергию. Это заражало. Воспоминания тоже помогали – у них же имелась общая история, и вскоре они уже разговаривали, как лучшие друзья, а не как люди, не видевшиеся тридцать лет. Кроме того, у Лисе-Лотте оказалась прекрасная память, что облегчало беседу, хотя Торкель через некоторое время и почувствовал себя слегка маразматиком.

– Как ты можешь все помнить? – в конце концов спросил он, когда она рассказала, во что он был одет в тот вечер, когда они начали отношения. – Я вообще ничего не помню. Как тебе это удается?

– У меня всегда была хорошая память, но… надо, пожалуй, признаться, что я следила за тобой весь тот вечер, – захихикав, сказал она. – И несколько раз до того. Довольно много…

Торкель готов был поклясться, что отворачиваясь от него и отпивая глоток вина, она слегка покраснела.

– А ты помнишь, подо что мы впервые танцевали? – отставив бокал, спросила она.

– Да, помню, – ответил Торкель и с некоторой гордостью расправил плечи. – Под «Roxy Music»[12].

– Ну надо же, их ты помнишь, – произнесла Лисе-Лотте с улыбкой, но с наигранной обидой в голосе. – Наверное, потому что ты их любил.

– Вообще-то я их не любил.

Лисе-Лотте посмотрела на него с удивлением.

– Если уж признаваться… – продолжил Торкель, глядя ей в глаза. – Я притворился, что люблю их, потому что они нравились тебе. Я даже купил их пластинки на случай, если ты как-нибудь зайдешь ко мне домой.

– Ты шутишь?

– Нет.

Он засмеялся. Она тоже засмеялась и положила руку ему на плечо. Когда она наклонилась ближе к нему, глаза у нее засверкали.

– Как мило с твоей стороны.

Она подняла бокал, он тоже, и они дружно выпили. Торкель наслаждался.

Вечер обещал быть приятным.

24

Ночь. Или, во всяком случае, поздний вечер.

Гостиничный номер. Одиночество. Неудачная комбинация.

Телевизор включен, но едва ли стоило возлагать надежды на то, что какая-нибудь передача его заинтересует. Себастиан встал с кровати, добрел до окна, открыл его. Обнаженное до пояса тело обдало приятным летним теплом. Скучающий вздох. Он уже просмотрел материалы расследования, лежавшие на одной стороне широкой одноместной кровати. Сейчас из них не извлечь больше, чем когда он сидел с коллегами в здании полиции.

А в здании полиции извлечь было нечего.

Когда Торкель покинул совещание, чтобы встретиться с Акселем Вебером, Себастиан вышел вместе с Эвой Флурэн под предлогом, что хочет налить себе еще кофе.

Он поинтересовался, собирается ли она потом возвращаться в Бурос. Она собиралась.

Не хочет ли она перед отъездом перекусить с ним? Она не хотела.

Поэтому теперь он торчал в гостиничном номере в одиночестве, не находя себе места.

Знакомое чувство, только сейчас еще усиленное невозможностью контролировать Билли. Тот был в Хельсингборге. Если ему тоже неймется в одиночестве у себя в номере, то дело обстоит хуже. Или, во всяком случае, может обстоять.

Эти мысли было необходимо отогнать. Сосредоточиться на чем-нибудь другом. На ком-нибудь другом. Себастиан взял со спинки стула рубашку и как раз успел надеть ее, когда зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей, как обычно, надеясь, что это Ванья.

Неизвестный стокгольмский номер.

На секунду Себастиан задумался, не подождать ли, пока включится автоответчик. Существовал риск, что его номер раздобыл кто-нибудь из женщин, с кем он переспал. Такое иногда случалось. Или торговец по телефону, что не лучше. Но с другой стороны, если ответить, то, по крайней мере, хоть что-то произойдет. Независимо от того, кто звонит. Он нажал на кнопку и коротко ответил: «Да».

– Себастиан?

– Кто это?

– Анна. Анна Эрикссон. Мать Ваньи, – добавила она на случай, если среди его знакомых есть несколько Анн Эрикссон.