Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России

Конечно, в руководстве, составе и недавнем поведении главного российского законодательного органа было мало привлекательного, но его история заслуживает внимания. Это тот самый парламент, который был избран в результате первых свободных выборов в 1990 г., который бросил вызов Горбачёву и КПСС, сделав Ельцина своим первым председателем. Это тот самый парламент, который сделал Ельцина в июне 1991 г. всенародно избранным президентом, приняв соответствующую поправку к конституции; который предоставил ему убежище в своём Белом доме во время путча в августе 1991 г.; который ратифицировал подписанный Ельциным договор об отмене СССР в декабре 1991 г. и который позволил ему в течение года управлять страной с помощью указов.

По причинам, остающимся неясными до сих пор, и вопреки советам ведущих российских специалистов по рыночной экономике, Ельцин остановил свой выбор на мерах, известных под названием «шоковой терапии». К концу 1992 г. эти меры привели к обнищанию большинства российских семей, к установлению в экономике законов «дикого капитализма» и к невиданным масштабам спекуляции государственной собственностью и природными ресурсами. Они также сделали невозможным всякий консенсус в вопросе о посткоммунистическом будущем нации и тем самым лишили Ельцина поддержки в парламенте и в политических кругах вообще.

По мере нарастания социальных проблем, экстремисты с обоих концов политического спектра стали проявлять всё большую активность, тесня центристов и побуждая лидеров исполнительной и законодательной ветвей власти отказываться от компромиссов. Извечный российский политический вопрос «Что делать?» уступил место другому: «Кто виноват?». Не парламент и не советская конституция, а именно эти, произрастающие из самой глубины российской почвы, реалии лежали в основе кризиса страны, и они неминуемо нашли бы отражение и во вновь избранном законодательном органе.

Но и Ельцину есть за что ответить перед судом истории. Его высочайший долг как первого российского всенародно избранного президента был в том, чтобы продемонстрировать и попытаться привить навыки демократии (на практике, а не на словах) своей нации, просторы которой ещё не покинули древние демоны деспотизма. Ему выпало возглавить нацию, уже измученную и натерпевшуюся от потерь — потери своей страны в 1991 г. и своих жизненных стандартов в 1992 г. — и он должен был привести её к социальному консенсусу и политическому компромиссу, а не к новой конфронтации, способной только обострить её проблемы и усилить антилиберальные, антизападные, антисемитские настроения.

Апологеты Ельцина настаивают, что он до последнего искал компромисса с парламентом. Какой это мог быть компромисс, демонстрирует аналогичный пример лета прошлого года. Тогда, отвернув предложенный парламентом проект новой конституции, основанной на принципе разделения властей, он потребовал, чтобы роль законодательного собрания сводилась к простому одобрению президентских указов, в противном случае оно подвергалось роспуску, а должность вице-президента вообще упразднялась. Подобным требованиям воспротивился даже его «ручной» парламент. По сути дела, ещё задолго до сегодняшней открытой конфронтации Ельцин вернулся к старой российской — царской и коммунистической — традиции «сильной руки», к образу правителя, который осуществляет «народную волю» вопреки идеям и козням врагов.

Недавняя победа над парламентом находится в русле этой традиции культа руководителя — традиции, которая сыграла очень большую роль в избирательной кампании Ельцина и на которую он до сих пор во многом опирается. Шесть российских и советских законодательных собраний было распущено в XX веке, из них четыре — после 1917 г. и во имя высшей демократии. И только Ельцин создал образ, который, благодаря телевидению, будет долго стоять перед глазами и звучать в ушах: «Белый дом горит!»

Из всего этого совершенно очевидно можно извлечь два урока, о которых не стоит забывать членам американского Конгресса, сегодня с готовностью аплодирующим ельцинским действиям. Во-первых, подлинная демократия где бы то ни было, особенно в России, невозможна без действительно независимого и полноправного парламента или конгресса, каким бы непослушным и непопулярным он не был. И во-вторых, в России распущенные парламенты не возникают легко и быстро снова.