Подъезжает этот господин Ги Коона — современный такой, высокий черный господин в спортивной куртке, на спортивной машине. Видно, что говорит со мной с видимым усилием — но, по-моему, ему господин Мин Даноо объяснил, как с нашим братом беляком правильно говорить. Он и говорит правильно, только в глаза не смотрит.
Едем мы с ним по Приморскому шоссе, вдоль железной дороги, смотрю — стоит у капонира на этот раз уже черный господин солдат и тоже мочится. Смешно, но я виду не показываю.
— Ну, рассказывай, братец, — говорит господин Ги Коона.
— Слушаюсь, господин, — говорю и рассказываю все, как было.
— Интересно, кто же за ней мог охотиться, кроме Комитета? — задумчиво так говорит господин Ги Коона, и видно, что спросил-то он сам себя, по привычке на белых внимания не обращать, но тут я схитрить решил и говорю, как бы в ответ:
— Я полагаю, что она сама не очень знает, но боится их больше, чем Комитета, господин.
— Вот как, — косится на меня господин Ги Коона. — Ты полагаешь. А почему?
— По тому, как она говорила, господин, — говорю. — Про Комитет она упомянула, как про надоедливую муху. А про тех, других, сказала с настоящим страхом.
— А-хха… — задумчиво так тянет господин Ги Коона и замолкает надолго.
Впереди появляется пост. Обычный проверочный пост, как бывает на развилках. Машина тормозит. Подходит мрачный, потный, небритый черный господин сержант.
— Куда, — говорит, — едете? Документы…
Господин Ги Коона ему документы подает и говорит:
— Я еду в район Эгерины. Там…
Господин сержант его перебивает:
— На Эгерину шоссе закрыто. Надобности обороны, господин. Езжайте через лес Хоу.
Господин Ги Коона открывает было рот, но тот ему эдак повелительно:
— Поворачивайте, поворачивайте к лесу! А боитесь — так дожидайтесь попуток, поедете караваном!
— Ну вот еще, — фыркает господин Ги Коона и газует. — Я тебе, шваль деревенская, не засранец какой, — бормочет он, отъезжая. — Что ты думаешь, раз я не на фронте, так трус? — Тут я понимаю, что он про меня опять забыл, иначе бы на черного господина при беляцких ушах не ругался. — Я, между прочим, весь первый год на торпедном катере… У меня медаль за ранение…
А, так вот он чего к белякам непривычный — на торпедном катере служил. Там-то одни черные господа. А вот кто в пехоте или же на больших судах воевал, ветераны или там господа действительные офицеры, те от нашего брата беляка черные свои лица не очень-то воротят.
И тут вдруг я думаю — уй-йя! Мы ж в лес Хоу едем! О белые боги благодетельные, это ж самое что ни на есть страшное место! Там, говорят, деревья ходят, по ночам гробы по воздуху летают и мертвые с косами стоят. Дядя Шавлу говорит, там нечисть живет. А еще он говорит, когда через лес шоссе ложили, двести лет назад, там только днем работали. А один раз трактор до заката не отогнали, так лесная нечисть всю ночь на нем каталась, и пришлось полшоссе перекладывать. Может, и враки, только черные господа на Благородных островах уже семьсот лет живут, а лес все не трогают. Так он и стоит — от побережья до горы Мухх. Я его только один раз видал, когда нас два года назад на грузовике в поместье везли. Однако проехали же тогда как-то…
И вот мы въезжаем в лес. Деревья там черные, почти мертвые, обросли какой-то седой бородой и стоят так плотно, что между ними только наш брат беляк и пролезет.
— Поганое место, — говорит вдруг господин Ги Коона.
И тут мы видим, что дорога-то впереди перекрыта. Стоит как бы два черных грузовика, ну, вроде комитетских воронка, прямо поперек дороги. И стоят какие-то черные господа, вроде как, значит, солдаты, вот только…
Что-то есть в них неправильное такое, от чего у меня сразу глаза на лоб.
— Чой-то, — говорю я. Живот так у меня замутило, будто бы тухлой рыбы поел.
Слышу, господину Ги Коона тоже несладко: бормочет он — о яркие небеса, что это тут, мол, такое…
Машина наша останавливается от грузовиков метрах в пятнадцати, и тут вдруг господин Ги Коона мне лихорадочно так бормочет:
— Беги, — бормочет, — белый, беги в лес, прячься… Барону, — говорит, — скажи… Скажи, чтоб Лиина пряталась… О боги, — говорит, — ты смотри, смотри!
Смотрю я, куда он сказал, одну только секундочку смотрю — и света невзвидел, съезжаю я на заднице под сиденье, там коврик еще, помню, такой, глиной измазанный. Охаю было от страха, да тут господин Ги Коона дверцу мою со стопора снимает да как рявкнет:
— Беги!
И я из машины вываливаюсь да кубарем — в кювет и дальше в кусты.
А вот что там такое страшное. Это я из кустов уже внимательнее посмотрел.
Стоят, значит, два грузовика. То есть это так кажется. Когда присмотришься, кривые они какие-то и скособоченные, а один… боги! Как-то покосился, и вдруг на секунду понятно, что это не грузовик стоит, а какие-то черные господа, трое или четверо, так вот руками… разводят… будто это грузовик стоит! Правда, бред? Я глазам своим — гляжу и не верю, прямо выть со страху хочется! Но это еще полбеды, грузовики эти неправильные. Идут к машине господина Ги Коона трое черных господ, и один эдак не то покрикивает, не то блеет: