Провал резидентуры

— Документы приготовить! Проверка! Комитет безопасности королевства!

Мать Великая Белая Баба, думаю я! Что ж это за черные господа?! Глаза-то у них КРАСНЫЕ И СВЕТЯТСЯ!

И тут господин Ги Коона дверцу открывает, встает, достает из-под куртки пистолет, не пистолет, прямо целую пушку, «питон», наверное, да как по этим господам — бац! бац! бац! — у меня прямо уши заложило!

Нет, думаю, какие это, к водяному, черные господа, разве ж бывают такие черные господа, сквозь которых пистолетная пуля проскакивает, а они дальше идут? И разве, думаю, бывают черные господа, на которых не одежда надета, а они просто формы такой — будто бы в одежде — а сами гладкие и без щелей? И почему, думаю, у них какие-то автоматы подозрительные: вроде как бутылки черные? Поднимают они эти свои автоматы, да ка-ак…

Правда, на пальбу похоже. Издалека. А сблизя слыхать, что это они сами пастями своими так делают, ну вроде как ребятишки, которые в войнушку играют, так вот — «дыщ-дыщ-дыщ-дыщ-дыщ-дыщ!» — только жутко, жутко громко. Опять по ушам мне дало! А из автоматов их, из бутылок этих черных, медленно так вылетает какая-то красная дрянь, ну вроде как кто через трубочку водой плюнулся, и от этой дряни и машина, и господин Ги Коона таким фиолетовым пламенем как полыхнут! Я только и увидел, что господин Ги Коона как стоял, так и рухнул, тут машина ка-ак подвзорвется, а я — бежать. Сначала на ногах, потом в кусты въехал и как-то боком заскакал, потом вообще мордой в какую-то колдобину упал и дальше уж на четвереньках побежал.

— Великие боги! — говорю. — Зебаот, и Якобей, и Мозезуй, и Мать Великая Белая Баба! Спасите, — говорю, — недостойного вашего раба, белого пацаненка Талу из дома Рриоо! Помилуйте, — говорю, — душу черного господина Леа Ги Коона. Отведите, — говорю, — от меня сию нечисть, пусть за меня, что ли, Два Пророка заступятся!

А сам на четвереньках по лесу, как заяц, куда глаза глядят, а вернее, куда не глядят, потому что они у меня никуда со страху не глядят. Метров, наверное, пятьдесят на коленках пропахал вдоль шоссе по кустам, только б, думаю, не увидели меня эти! А ведь, думаю, не увидели — меня от них машина прикрывала, ну а потом я уже в кустах был. Сижу я вот в кустах, без звука реву, слышу, как на шоссе машина горит вместе с господином Ги Кооной, а нелюди эти перекликаются — и вовсе уж нелюдскими голосами, вроде как овца блеет, баран отвечает.

Тут я башку свою рыжую высовываю посмотреть. Ага, оборотни! Как господин Ги Коона на них перестал смотреть, потому что умер, они на свой вид оборотились! Ну точно, думаю, не видят они меня, потому что стали б они мне без притворства казаться! Вот они, значит, какие — как будто собаки на задние лапы встали, глаза красные… уй-йя, какие ж они страшные-е! Где автоматы, где грузовики, куда одежду девали? Целой кучей, штук десять — это, значит, семеро грузовики изображали, что ли? — бегают вокруг машины, а она горит фиолетовым, и желтым, и синим пламенем, да быстро так горит — вот уже тела не видно, только пятно какое-то, а машина прямо чуть ли не расплавилась, во жар-то! И гомонят они по-своему, ну не приведи Два Пророка опять услыхать — бе-эээ…ме-эээ… только не как овцы, дуриком, а со словами. И вдруг ка-ак они прыснули в стороны, закаркали, писк какой-то поднялся — только я глаза свои протер, смотрю, а над лесом уж одна только стая ворон вьется, а по дороге кругом крысы разбегаются. Опять, значит, оборотились!

Ну, уж какой тут терпеж, не было у меня никакого терпежу. Только эти вороны разлетаются, только эти крысы разбегаются, тут я вскакиваю да как пущусь бегом — сначала вдоль шоссе, а там и на асфальт выбежал. Волосы дыбом, весь в грязи и в соплях, руки в крови — об кусты ободрался, колени в крови — лес пахал. Дышать со страху забыл, так бегу. Бегу, бегу. Наверное, километр пробежал. Может, больше, мы с господином бароном и по три километра бегаем, а тут ведь меня словно огнем жгут, так я шибко бегу. Да вижу: едет мне навстречу, от нас, с запада, какой-то белый на тракторе.

Я — к нему и кричу:

— Эй, белый брат, стой! Нельзя туда! Ты чей?

Он на меня смотрит тупо — ражий такой, мордастый, видно — деревня, и говорит:

— Я фермера господина Ладха работник. А ты чо?

— Чо! — говорю. — Хрен на плечо! Ладха, — говорю, — это который господина барона Рриоо арендатор?

— Ну, — отвечает деревня.

Тут я без лишних разговоров прыгаю к нему на трактор и ору:

— Давай, белый брат, поворачивай и дуй до поместья! Я господина барона слуга, а дело тут государственное!

Не, не уважает деревня государственное дело, уперся, говорит — не поеду. Ну тут уж пришлось ему денег посулить — в поместье, мол, пятнадцать хоней дадут. Во как у деревни глаза-то, оказывается, загореться могут! И-их, как он свое вонючее пердило повернул — что твою гоночную машину на Королевском автодроме! Как он, понимаешь, гонит — не знал я, что на тракторе можно двадцать километров чуть не за полчаса проехать!