Провал резидентуры

— Внимание, Веном, Таук, — говорю я. — В Миноуане и во всей приморской зоне, вплоть до Шенаины, объявлена воздушная тревога.

— Что такое? Здесь тишина, — удивляется Веном.

— Оперштаб королевской армии объявил тревогу в приморском и столичном секторах, — говорю я секунду спустя, следя за сообщениями системы. — Противник угрожает выброской десанта, — продолжаю я по мере того, как система расшифровывает перехватываемую информацию. — Крупные воздушные армады приближаются к границам прибрежной зоны королевства с севера и северо-востока. В ста пятидесяти километрах к северу от Миноуаны королевские ВВС и силы береговой охраны уже около часа ведут бой с охранением четырех смаргудских авианосцев.

— Идиоты флотские, — довольно индифферентно говорит Веном, спокойно ведя машину. — Надо же, прозевать четыре авианосца. Небось, прошли они от базы в Шемме через Восточный пролив под самым носом у разведки.

— Северная армада в количестве восьмисот тридцати самолетов приближается к побережью королевства у столицы, — продолжаю я. — В столице и прибрежных городах объявлено полное затемнение и радиомолчание. Население выводится в убежища.

— Ну это ничего, хоть за двадцать минут до налета спохватились, — спокойно комментирует Веном. — При бардаке в их ПВО очень неплохо…

Я продолжаю передавать уже относительно незначащие сообщения, просто чтобы держать их в курсе. Если они будут продолжать ехать с той же скоростью, машина подойдет к окраинам Шенаины через десять минут.

В этот момент Таук говорит:

— Слышите самолеты?

И почти тут же темнота впереди взрывается: на холме у шоссе, за деревьями, вспыхивают прожектора позиции ПВО, и начинается бешеный, рвущий воздух огонь зениток.

— Проскочим? — риторически интересуется Таук.

Нет. У позиции дорога перекрыта военным грузовиком. Веном включает мигалку, но грузовик с места не трогается, а навстречу выбегает сержант, отчаянно размахивая светящимся жезлом.

— Назад! Назад! — орет он срывающимся голосом. — Сейчас будет налет! Назад, господа! Наза-ад!

Треск, гул рвущихся в небе снарядов, заполняющий все рев самолетных двигателей в вышине. Веном, шипя сквозь зубы, разворачивает машину:

— Мы бы уже десять раз проскочили, нафига он нас завернул?

Таук, глядя в небо из окна, спокойно говорит:

— Штурмовики в пике.

И тут — страшный удар рядом, лавина земли, дыма, сметающий грохот. Машина рвется в темноту, выключив мигалку, Веном оборачивается, и мы видим, как новые разрывы разносят позицию ПВО. Прожекторы мгновенно гаснут, грузовик на шоссе вспыхивает, опрокидываясь. Воющая лавина штурмовиков проносится над разоренной позицией, напоследок полив ее из пулеметов.

— Ну, теперь проскочим, — отчаянно разворачивает машину Веном.

На небольшой скорости он проходит засыпанный землей участок у пылающего грузовика. На обочине, повиснув на ограждении разгромленной позиции ПВО, неподвижно темнеет сержант, который только что махал жезлом. Жезл в его руке, касаясь земли, все еще светится. Вверху тяжко ревут моторы десантных самолетов. Машина устремляется по шоссе в сторону города, а я сообщаю:

— Береговая охрана у столицы и на траверзе порта Шенаины вступила в бой с десантными судами противника.

Веном резко тормозит.

— Легин, под задним сиденьем форма. Переодевайся. Я буду лейтенант, ты — мой денщик. В гражданке мы там сейчас будем не к месту.

Глава седьмая ЕФРЕЙТОР

— Господин офицер, — говорю и вижу, что погон на нем нет. Отставник? Такой молодой?

— Да, — раздраженно оборачивается. Ух, и здоровый.

— Господин офицер, — говорю, — где комендатура? Мне туда явиться приказано, я в отпуске, а она переехала куда-то…

— Великие черные боги всем сонмом! — орет он вдруг так, что у меня аж в ушах звенит. — Мне бы кто объяснил в этом дурдоме что-нибудь! Ты что, ефрейтор, не видишь — сейчас бомбить будут? Воздушная тревога, слышишь?

— Так точно, слышу, господин офицер, — говорю в отчаянии, — а что ж мне-то делать, господин офицер?

Тут та баба, которая с ним, сержант-береговик, как его за рукав схватит:

— Барон, да быстрее, слышите?

Моторы ревут в небе, не наши моторы, народ по темной улице бежит, все орут, сирена воет, и тут он меня как тоже за рукав схватит:

— Да за мной же, ефрейтор! Ты что, окаменел или очумел?

Только побежали куда-то — бубух! бубух! — в порту ударило, и сразу видно — огонь до неба. И началась бомбежка, да еще и ПВО со всех перекрестков как вдарит!

Вот век я ему благодарен буду, спас он меня от верной гибели: рванул меня во двор, а там — в дворовое убежище. Баба его туда первая прыгает, потом беляка своего, мальчишку, он туда толкает, потом меня, очумевшего и обалдевшего — никогда я еще в городе под бомбежку не попадал; потом сам он прыгает и стал дверь задраивать, а комендант нас толкает, толкает, с-старый хрыч, толкает бабу, с-сука, меня толкает (беляком брезгует, видно — на фронте не был), и орет:

— Здесь только для жильцов дома номер семьдесят, слышите? Покиньте убежище!

Тут барон дверь кончает задраивать да как заорет: