Провал резидентуры

Ух, я вам доложу, это была и гонка! Я по городу уже лет шесть не водил, да тем более — автобус, я ж на грузовике работал. Пару ларьков каких-то я все ж таки посносил, где поворачивать было неудобно. А как ближе к южной окраине — тут, понятное дело, новая напасть: все дороги забиты — автобусы, грузовики, даже легковушки. Не одни ж мы из города рвемся! Ну, вспомнил я, как на сортировочную контейнеры с моторного завода возил — поехали вдоль железной дороги, по ухабам тряслись, потом между пакгаузов пробирались, мимо забора аэропорта… И вот, наконец, выскакиваем мы на Сороковое шоссе, направление — горы, встраиваюсь я в поток, да и катим мы себе прочь из Шенаины.

Повезло.

Едем мы часа полтора: шоссе-то кругом идет. Напрямую от южной окраины, от аэропорта, тут километров двадцать всего, а по шоссе — больше семидесяти. Полночь уже. Река скоро, а за ней — Особый горный район. Туда смаргудские не сунутся.

А перед мостом, конечно, застава. Вот удача-то — мост не разбомблен! Только очередь на мост — километра два, наверное. Да еще и досмотр на заставе. Кругом холмы.

Тут барон кладет мне руку на плечо:

— Ну, ефрейтор, молодцом себя показал. Повезешь этих бедолаг в горы? Сейчас на заставе объявись — так и так, я отпускной, вот жителей вывожу. Дадут тебе маршрут эвакуации, повезешь их куда-нибудь в горы. Сделаешь? Я с тобой не могу дальше ехать — нам тут сойти надо, в холмах.

— Сделаю, господин барон, — говорю.

— Ну, говорит, молодец, Дал Ликва. Прощай.

Открываю я дверь, машет он всем в автобусе рукой, и тут они втроем — он, женщина и белячок, с каким мы на разведку ходили — из автобуса выходят.

Смотрю я в окно — темень. Вижу высокого барона, вижу волосы белячка его — и раз! — пропадает барон в зарослях на холмах.

Никогда его не забуду. Таких, как я, не берут в космонавты. Зато хоть с одним настоящим космонавтом я повстречался, хоть и под бомбежкой.

Глава восьмая ПАРАШЮТИСТ

Ветер нас не подвел: мы приземляемся, по Божьему изволению, весьма компактно. Всего за двадцать пять минут, как на учениях, мне удается собрать батальон точно в назначенном пункте. На карте это место обозначено как санаторий «Зеленые предгорья». Ничего особенного: десяток домиков обслуги, белое здание санатория — все давно покинутое, заколоченное, неохраняемое.

Я обхожу строй моих бойцов на площадке перед санаторием. Отлично держатся, даром, что три четверти необстрелянных, последнего призыва. Война, война! Сколько молодых жизней сожрало бессмысленное упрямство язычников? Теперь в бой идут совсем юнцы, те, кто в год начала войны еще учился в начальной школе… Итак, они отлично держатся, и потерян при выброске всего один человек из трехсот. Его, видимо, снесло на лес, но, если он жив, то сумеет пробраться сюда, где я оставляю двух связистов. Именно сюда за мной прилетит вертолет завтра утром, когда десант на побережье закрепится настолько, чтобы наши вертолетчики взлетали не с борта десантных судов, а с берега.

Командую:

— Батальо-о-он… Смирр-р-рна!

У меня это «смирр-р-рна!» очень хорошо получается, помню, еще старый командир дивизии на смотру специально подходил слушать.

— Солдаты! — говорю. — Первая часть нашей задачи выполнена. Мы на территории противника. Наконец-то кованый сапог вооруженных сил демократии сокрушительно обрушился на дряхлую землю прогнившей реакционной монархии Оанаины. Историческое противостояние однозначно завершится победой сил мира и прогресса, передовой части человечества — великой, обретенной в трудах и боях демократии родной Смаргуды.

После этого мы все с воодушевлением исполняем «Трясутся устои», и я объявляю приказ по батальону: просочиться повзводно на окраины Шенаины, прорваться в район аэропорта, захватить и уничтожить командный пункт, организовать там оборону и держаться до подхода основных сил вторжения.

— Лейтенант Юссуп, — командую напоследок, когда первые взводы уже втягиваются в темные жерла дорожек парка, а последние сумерки окончательно поглощает ночная тьма. В эти самые минуты, я знаю, основные силы десанта уже сыплются на северную окраину Шенаины, и никто из врагов не будет ожидать, что мои тигры обрушатся на аэропорт на южной окраине — как раз часа через три, когда противник стянет к северной окраине все имеющиеся силы (если еще не будет опрокинут). — Лейтенант Юссуп, вместе со взводом — ко мне!

И они подбегают трусцой — двадцать семь великолепных, лучших в батальоне бойцов, все плечистые, долговязые, на лицах наведена зеленая боевая раскраска, как у их далеких предков, пришедших со звезд на благословенную землю Смаргуды, окружая Ноги Пророка.

— Лейтенант Юссуп, — говорю я очень благосклонно, потому что не могу без улыбки смотреть на их ослепительную силу, — вы поступаете в лично мое распоряжение.

— Служу демократии, — рявкает лейтенант, здоровяк из здоровяков. Три года назад он выпустился из лучшего на Острове училища «Святой Аххмат» — и вот он уже лейтенант с двумя медалями, мощный, бесстрашный, опора старшего командира. Невозможно ему не покровительствовать, невозможно им не восхищаться.