Провалы (СИ)

Джон ощущает чье-то теплое дыхание у себя между лопаток и не может сдержать дрожи омерзения. Что-то холодное скользит по спине, позвоночнику, вырисовывает круги между лопаток. Но чувствительность Джона нарушена, и он лишь дергается, стараясь избежать чужих прикосновений.

- Так вы помните Билла Мюррея? – вкрадчивый голос проникает под кожу, заставляя Джона узнать его обладателя – майор Шолто.

На его вопрос он лишь выдыхает короткое «нет», уверенный, что такой ответ майора не удовлетворит, и тут же получает этому подтверждение - в районе старого шрама то холодное, что скользило по его коже, на мгновение застывает, а затем с чавкающим звуком вспарывает покореженную плоть. Вот теперь по-настоящему больно, и Джон опять кричит. Он замолкает лишь тогда, когда видит показавшийся в районе плеча серебристый кончик скальпеля, из-под которого начинает тонкой струйкой течь кровь, и тогда Джон вновь теряет сознание.

- Так вы все еще не помните Билла Мюррея? – когда Джон открывает затуманенные болью глаза, перед ним плавает в какой-то психоделической дымке лицо майора Шолто. – Я вам напомню, - его взгляд – холодный взгляд убийцы, безжалостный и яростный, он смотрит, не отрываясь, на Джона и говорит своим тихим вкрадчивым голосом: - Билл Мюррей, рядовой. Двадцать четыре года. Ему теперь всегда двадцать четыре года. У него серые глаза и чуть оттопыренные уши, ну прямо как у вас, доктор. Но он выше ростом, у него пепельные волосы и вечная улыбка на губах, а еще ямочка на подбородке. У него родинка вот здесь, - майор касается пальцем скулы Джона, - а по весне на носу веснушки. Вы слушаете меня, доктор? – Джон пытается кивнуть, но сознание опять куда-то плывет. – Подождите, сейчас приведу вас в чувство, мы не договорили, - майор куда-то отходит, а когда возвращается, внутреннюю сторону бедра пронзает очередная порция адской боли, пахнет горелой кожей и припоем.

Джон опять теряет сознание, а когда выплывает в очередной раз, майор продолжает прерванный разговор:

- У Билла Мюррея, доктор, остались мать и сестра, а еще у него остался я. Понимаете? – здесь майор срывается на крик. – Вы не смогли спасти его, доктор, вы его не спасли. Вы подставились под пулю и не спасли моего мальчика, вы это понимаете? – Джон что-то мычит в ответ – понимание, это последнее, чего у него нет, все остальное – боль. – Мы любили друг друга, док. Майор и рядовой, армия Британии, это недопустимо. Но мы любили друг друга. А вы… - грудь Джона пронзает боль, но он даже глаза не открывает, чтобы взглянуть, чем мучает его майор, - вы позволили ему умереть, - удар по лицу, от которого Джона подбрасывает как тряпичную куклу. – Вы долго не давали своего согласия на встречу, но я все равно готовился, я знал, что нам суждено увидеться. Бог на моей стороне, - надломлено выкрикивает майор.

С трудом открывая залитые кровью глаза, Джон хрипит:

- Я сам чуть не умер.

- За вами прилетела какая-то шишка из правительства, а мой мальчик провалялся в этой долбаной пустыне четыре дня, прежде чем нашим войскам удалось вытащить его оттуда, - кричит майор. – Вы знаете, в каком виде мы его нашли? У него были отрезаны уши и гениталии, на его спине была выцарапана одна из заповедей Пророка, перебиты руки и ноги, раздроблены пальцы, выколоты глаза, - майор захлебывается от слез, и некоторое время просто рыдает, продолжая тыкать в Джона каким-то колющим предметом, похожим на заточку. – Я молю бога, чтобы он был уже мертв, когда все это над ним совершали, - выдыхает майор. – И это допустили вы, док. Это ваша вина. А свою вину надо искупать. Вы готовы, док, к искуплению?

Джон хочет сказать, что готов, что у него и без рядового Билла Мюррея грехов хватает, за которые он должен заплатить, но вместо этого сознание опять ускользает.

Когда Джон очередной раз приходит в себя, что-то вокруг меняется. Сам Джон теперь лежит на полу, в луже крови и чего-то, что не хочет опознавать. Его руки и ноги раскинуты в стороны, пошевелить ими Джон не может. В крови и с выпирающими обломками костей они похожи на раздавленные макаронины. Боль и мысль о том, как этот ненормальный, помешавшийся от горя влюбленный, бил по ним какой-нибудь кувалдой, доводят Джона до нового спасительного обморока, а в следующий раз, когда он открывает глаза, понимает, что лежит на животе, а сверху, навалившись на него, пыхтит майор. Он вбивается в Джона немилосердно, жестко, царапает ногтями и без того порезанную в лохмотья спину, словно зверь рвет зубами раненное плечо и в какой-то горячке повторяет:

- Билли, сладкий мой мальчик… Билли… родной мой, улыбнись, ты же жив… Я знаю… это ты, Билли! Биииилли… - и долбится и долбится в Джона, разрывая его, словно волк добычу.