Проверка на дорогах. Правда о партизанской разведке

– За эти несколько дней город страшно изменился, – продолжает Лида. – Кругом развалины обгорелые стены. Приказы – один свирепей другого. На всякий случай запомнила, кем они были подписаны: начальником окружной военно-полевой комендатуры генералом Гофманом, военным комендантом города майором Миллером, начальником полиции безопасности СД гауптштурмбанфюрером СС Энгельмайером…

В первый же день своего возвращения стала невольной свидетельницей жуткого зрелища: на центральной площади города повесили двух мужчин. Было объявлено что их заподозрили во «враждебных действиях против рейха». Для устрашения на площадь согнали жителей окрестных домов, случайных прохожих.

Так началась моя новая жизнь.

Сначала мне было дано указание устроиться на работу, и, если удастся, поближе к военным объектам. Начинать пришлось с биржи труда – до войны мы и слова-то такого не знали. Там надо было получить «рабочий паспорт», который, кроме того, давал право, на проживание в Пскове. Тот, кто его не имел, считался, как говорилось в одном из приказов, «дезертиром трудового германского фронта». К таким городской голова Черепенькин грозился применить «самые суровые меры, вплоть до расстрела».

И вот я на бирже. У входа в комнату регистрации вдруг увидела Елизавету Адольфовну Юнгт, свою бывшую учительницу немецкого языка. Мелькнула мысль: «Если она здесь работает, то может выдать меня, ведь я комсомолка». Она приветливо поздоровалась со мной отвела в сторону.

– Я здесь служу, – тихо сказала учительница. – Меня не бойся, я осталась прежней. Хочешь устроиться на работу?

– Для этого и пришла.

– Иди домой и пока нигде не показывайся. Живешь там же? Ну, тогда я сама тебя найду.

Через неделю с помощью Елизаветы Адольфовны меня взяли работать на кухню при аэродроме. Кстати скажу, что Юнгт помогала партизанам до последних дней оккупации Пскова, не раз давала мне чистые бланки немецких паспортов, снабжала пропусками.

Кухня, куда я устроилась, обслуживала рабочий люд – эстонцев, латышей, чехов, поляков. Для немцев готовили отдельно.

Между тем время шло, а обещанный связной не появлялся. Как действовать, что предпринять – я не знала. И опыта у меня никакого. Но дальше случилось то, чего я меньше всего ожидала.

Переводчиком на аэродроме служил молодой человек по фамилии Кулачковский. Я знала, что он русский, раньше жил в Риге, куда вскоре после революции эмигрировали его родители. Юрий хорошо владел несколькими языками – русским, немецким, латышским. И гитлеровцы его очень ценили.

Я была, наверное, очень уж неосторожна, и Кулачковский заметил мои попытки приблизиться к самолетам. Улучив удобный момент, он подошел ко мне и негромко сказал:

– Тебе что, жить надоело? Если что надо, скажи…

Таким поворотом дела я была и ошеломлена, и озадачена. Посоветоваться не с кем. Юрия я почти не знала. Решила, что он провокатор, подосланный немцами. Бежать из города? А связного все нет и нет. Может, про меня забыли?

Притаилась, ничего не предпринимаю. Жду, что будет дальше. Больше мне ничего не оставалось. И вдруг новая неожиданность: Кулачковский зачастил в наш дом. Жил он неподалеку. То вечером заглянет к нам, а то и днем. Меня держит под наблюдением, решила я.

Выяснилось другое: он, оказалось, ради моей закадычной подружки Кати Венковой в наш дом ходит, а она у нас днюет и ночует. Так мы и подружились. Вижу, присматривается он ко мне, да и я к нему приглядываюсь. Не сразу, конечно, но возникло у нас взаимное доверие. Юрий начал рассказывать мне про свою работу, аэродром, про другие дела. Ценных сведений накопилось немало. Тут как раз и связной объявился. Окликнул он меня возле дома, и мы вдвоем пошли по улице, будто давние знакомые.

– Я из города, как живете? – это был пароль.

Надо сразу сказать отзыв, но от радости растерялась, забыла про все и расплакалась. Спохватилась, пришла в себя, ответила как следует. Потом мы со связным стали видеться регулярно, только не у меня дома, а в разных других местах, заранее условленных…

Мне нравилось, как работает Лида Павлова. Благодаря ей мы передали в Центр много ценной информации. Летом сорок третьего я познакомился с ней лично. Помнится, встретились мы в поселке Добриведки, местом явки была полуразрушенная церковь. Тогда Лида передала мне подробный план аэродрома, подготовленный Кулачковским. На нем были указаны зенитные батареи, бензохранилища, склады. Наша штурмовая авиация вскоре воспользовалась схемой. Правда, к этому моменту Павловой пришлось «переквалифицироваться» из подпольщиц в разведчицы-маршрутницы. Как это произошло, пусть сама расскажет.

Да, это случилось очень неожиданно. Вернулась я из Добриведок поздно вечером. Подхожу к своему дому – и вдруг из темноты: «Прилетела наша птичка…» Сразу узнала голос соседа. Шатаясь, он подошел ко мне, дохнув на меня винным перегаром, а за его спиной я увидела полицейского чиновника Герасимовича. Они, конечно, поджидали меня, но для чего? Сосед и прежде, случалось, пытался заигрывать со мной, а сейчас под хмелем вел себя еще развязней.