Провидение

Готовка моя ужасна, но на кухне у Кэррига, в компании всей его утвари, я счастлива. Взбиваю яичные белки, а он напевает песню, которую выучил прошлым вечером, пока мы смотрели «Красавцев» в другой комнате.

На экране выскакивает текст сообщения от Марлены. Она замужем и уже стала мамой. С каждым днем у нас все меньше общего, и она одна из тех, кто умолкает, когда я упоминаю Джона, вот почему я не говорю о нем с тех пор, как у нее появился ребенок.

Роняю венчик в чашку.

Мар! Привет!

И тебе тоже… Я тут кормлю, так что давай новости.

Пока не пишу, но художники часто берут отпуск, и я учусь быть человеком. Ты бы мной гордилась. Знаешь, я умею взбивать яйца.

Ха-ха! Ты с Кэром? Вы съехались?

Я здесь.

А можно вывесить ту вашу фотку?

Я смотрю на экран. Марлена знает, о чем говорит. Знает, что я не распространяюсь о наших с Кэрригом отношениях, и слышала все мои объяснения.

О’кей… Я сейчас выхожу. Но когда решишь, что скрывать это не стоит, пожалуйста, сообщи мне. Так скучно быть мамочкой. Хочется хотя бы вашей нью-йоркской жизнью развлечься.

Она уходит из Сети. Я снова взбиваю белки. Так, что вот-вот брызги полетят. Все к черту. Масло подгорело. Белки выглядят совсем не так, как в том видео. Содержимое чашки отправляется в отходы.

— Эй, в чем дело? — спрашивает Кэрриг.

— Испортила завтрак.

Он улыбается.

— Ничего хорошего все равно бы не вышло.

Что выбивается из идеальной картины, это его поддразнивания. Иногда мне слышится в них голос его матери. Но я знаю, что сказала бы Марлена. А у кого по-другому?

Он покусывает губу и гладит мои плечи.

— Ты такая соблазнительная.

— Люблю тебя.

— Знаю. Кстати, мне пришлось одно время принимать амбиен, чтобы уснуть хотя бы часа на три.

— Кэр…

— Дай закончить. Доктор сказал, это волнение, обычное дело у банкиров из-за стресса, положения дел на рынке… В общем, когда требовалось, я просто глотал таблетки. А потом в мою жизнь вошла ты. И вот теперь ты не спишь, потому что влюблена, и я хочу, чтобы ты знала: со мной то же самое. Я сплю по той же самой причине. И мне нравится, что у нас так по-разному. Мне нравится и то, что у нас разное, и то, что одинаковое. Люблю тебя.

Я чувствую его сердце, оно бьется сильнее, настойчивее. Я вижу его отражение в дверце духовки — только тень. Он потеет.

— Чтобы это сделать, полагается опуститься на колено. Но ты знаешь, я всегда буду смотреть на тебя снизу вверх. И всегда так смотрел, снизу вверх. Таких, как ты, нет. Не хочу, чтобы ты сказала мне «да». Хочу, чтобы «да» ты сказала нам обоим.

У меня на пальце кольцо. А я и пропустила, как оно появилось. Колечко — то, что надо. Правильный размер, сидит хорошо, и ощущение приятное, как будто моему пальцу как раз и недоставало чего-то такого. Представляю, как палец крутится, кольцо соскальзывает… и зажмуриваюсь. Надо начинать спать. Спать или писать.

— Ну, — говорит он, как тот парень в рекламе ювелирного магазина, как мужчина, жаждущий преданности, любви, домашнего уюта, мужчина, застигнутый в самый трогательный и уязвимый для его гордости момент, мужчина, нуждающийся в женщине. — Ну… — повторяет он, заметно нервничая. — Тебе нравится?

Эггз

Вот что такое рак. Это та же дрянь, которую ты видел вчера и сегодня (извини, Ло), это конец приключениям, рекламе в телевизоре, вареная лапша, которой тебя вырвало, и выражение на лице Ло, когда ты спрашиваешь ее в четвертый раз за шесть часов, сколько минут она заваривала чай, десять или пятнадцать (извини, Ло), это мочеприемник, это твоя жена, склонившаяся подтереть рвоту, а потом склонившаяся снова, чтобы проверить, не полон ли мочеприемник (извини, Ло). Рак — это когда знаешь, что получил его, потому что облажался сам. Ты не мальчишка, не какая-то там жертва. Нет. Ты — придурок, который так увлекся сердечными приступами и Бородачом, что упустил шанс задушить рак в зародыше. Я изображал бога. И что? Обделался. Рак мочевого пузыря, четвертая стадия. Чудо, что еще жив.

Назовите так, если хотите. После операции, после химиотерапии моя жизнь в основном проходит здесь, в гостиной (вот же идиотское название), куда теперь приходит только Ло.

— Ты «юрел» принял? — спрашивает она.

— Да, принял, — говорю я, как будто могу искупить вину за все потерянное время, за все ее поездки в аптеку, как будто нам это было нужно — расходы, страдания.

Ло смотрит на мой айпад.

— Заряжен?

— Да.

— Мне посидеть с тобой?

Худший из всех вопросов. Ты опорожнил кишечник? Воду допил? От сухариков не вырвало? Ты почистил катетер? Ни один из этих вопросов не сравнится с тем, который она только что задала. Как будто я — ребенок, за которым нужно присматривать.

— Иди. Я в порядке.