Провидение

Ло берет сумочку и вешает ее на плечо. Собирается навестить Чаки, но нервничает, роется в сумочке, ищет ключи. Я чувствую, о чем она постоянно думает. Если бы ты пошел вовремя к доктору, собирался бы сейчас со мной. Но я болен, у меня низкий уровень лейкоцитов. Раньше я не хотел ехать к Чаки, теперь не могу. Я думаю, каково ей лежать одной в постели и спрашивать себя, как так вышло, что ее сын живет в специальном учреждении, а муж лежит на диване. И оба упрямцы. Она достает из сумочки ключи.

— Эгги. — Сейчас я не ее муж, я — пациент. — В восемь ты должен принять мультивитамин.

— Хорошо, Ло.

Она целует меня в лоб, и это не потому, что она так хочет, а потому что так нужно.

— Я потом напишу, и если чего-то захочешь…

— Я в порядке, Ло.

— Марко может заглянуть. Его подружка приготовила что-то… не знаю что.

Я киваю.

— Хорошо.

Дети Ло превратили мой рак в свой проект, заполнив наш дом одеялами, кастрюлями, таблетками марихуаны и прочим. Когда Ло называет их нашими детьми, я не спорю. Вот оно и есть самое худшее в раке, наши дети. Но я не жалуюсь. Я изо всех сил стараюсь угодить Ло. Я не ищу решений онлайн, как делал, когда заболел Чаки. Я выполняю все медицинские предписания. Я следую всем инструкциям и не задаю вопросов, а когда Ло везет меня к врачу, мурлычу в такт тому, что играют по радио.

Но я не идеален. А кто идеален? Когда она уезжает и ее машины не видно из окна, я встаю с дивана, беру свою трость — наши дети, моя трость — и поднимаюсь в комнату Чаки, к моим коробкам. Ло думает, что я бываю там нечасто, и беспокоится из-за ступенек. Но ничего другого не остается. Я слишком быстро засыпаю на диване и не могу проводить свои исследования на айпаде, потому что она увидит и запретит. Но сюда она никогда не поднимается.

Отдуваясь, сажусь за стол.

Включаю компьютер. Рак — моя вина, это плохая новость. Но есть и хорошая — возможно, я и не тронулся рассудком. За последний год в Линне, Массачусетс, умерли семь социально опасных наркодилеров. Все они умерли от сердечного приступа, и все не дожили до тридцати. Семь, беспрецедентно много.

Первый случай произошел на следующий день после того, как я в «Тенлис» увидел кровь в своей моче. Я прочитал о нем в газете, когда сидел в больничной приемной. Умер какой-то наркодилер. Я сделал мысленную пометку и отыскал старого знакомого, работающего сейчас в Линне, Феликса Морта. Парень не блещет умом, и в Линн он переехал, потому что оттуда семья его жены. Через шесть недель после переезда она бросила Феликса, потому что, по всей вероятности, вернулась в Линн к старому кавалеру. Феликса она просто использовала, чтобы устроиться там поудобнее и освежить увядшие чувства. Он приезжает в Провиденс, сидит, надувшись, на диване, и Ло утешает его, говорит, что все сладится, что он обязательно кого-нибудь встретит. А потом он отключается, и она целует меня и говорит, что, живя в Линне, бедный Феликс никогда никого не встретит. Так или иначе, я позвонил ему, чтобы узнать побольше деталей смерти от сердечного приступа. Феликс сообщил, что парень был настоящий головорез, что никаких следов на коже не обнаружено, что предварительные анализы чистые, ничего серьезного, кроме марихуаны.

— Дилеры не ширяются. Да, как там Ло? — поинтересовался он.

— У нее все хорошо, но подожди. Что там у него с сердцем? Были проблемы?

Феликс рассмеялся.

— С сердцем? Эгги, у него не было сердца. Только черные дела.

Через месяц умирает второй наркодилер. Я начинаю курс химиотерапии.

Проходит еще месяц — третий. У меня выпадают волосы.

А потом следующий. И так далее. Месяц за месяцем я сражаюсь с раком, а в Линне мрут эти бандюганы. Я звоню Феликсу. Он считает, что сорвал джекпот, покупает лотерейные билеты и чувствует себя счастливчиком. Все эти парни стояли в самом верху списка, и им сходили с рук разные гнусности, потому что они нанимали людей, которые покрывали их. И вот теперь эти парни дохнут как мухи. Феликс поверил в Бога и встречается с девушкой, с которой познакомился в церкви.

Насчет отца нашего небесного я не уверен, в моем состоянии это трудно — внутри то жжет, то кусает, — но в Бородача я верю. Верю, что он там. И с каждым днем все сильнее.

Эти головорезы, они все умирают в одиночку. Они все плохие ребята, и худший из них — учитель физкультуры, подсаживавший ребят на крэк. Я выпытываю у Феликса подробности насчет учителя, и он вздыхает.

— Вики меня бортанула.

— Вот же хрень. Мне очень жаль, Феликс. Знаешь, меня тут выворачивает от химии. Я бы послушал твою историю, но мне нужна информация по учителю. Есть еще что-то?

Вы думаете, рак — это шанс не загреметь в тюрьму, но так бывает не всегда. Мама Феликса умерла от рака, когда он был ребенком, и когда заболевает кто-то вроде меня, кто-то в годах, он только пожимает плечами — мол, мы все от чего-нибудь умрем. Так что я и не удивился, когда, позвонив Феликсу в следующий раз, попал на голосовую почту, а перезвонить мне он не удосужился.

Да пошел ты, Феликс.