Провидение

Но самое примечательное здесь, помимо этих жалких усилий, самое шокирующее — это стены. Все свободное пространство занято рисунками. Рисунками глаз. Автор один и тот же. Художница расписывалась в уголке каждой работы. Имя, фамилия, но, черт возьми, эти художники ничем не лучше врачей. Кто знает, что означает подпись? Я осторожно отклеиваю один из рисунков. Джон был очень аккуратен, пользовался двусторонней лентой и, прежде чем наклеить рисунок, размечал стену.

Во всем чувствуется любовь.

Моя любовь напоминает о себе звонком. На часах семь вечера. Дело плохо.

— Ло, — говорю я. — Господи, извини. Я уже ухожу.

— Откуда? — раздраженно спрашивает она.

— Буду на месте, ты и моргнуть не успеешь.

— Что с подарком?

Черт. Совсем забыл.

Опоздал.

И не просто опоздал. Испортил все, что только можно. Из-за меня моя жена не смогла появиться на вечеринке по случаю помолвки Марко вместе с мужем. Обделался по полной. Ло у бара, вытирает стойку коктейльной салфеткой. Увидев меня, она не выказывает ни малейшей радости. Я начинаю извиняться, но Ло смотрит на цветы.

— Почему два букета?

— Один для тебя.

— Мы на вечеринке, — шипит она.

Сказать нечего. Быть сразу в двух местах нельзя. Ло видит меня насквозь и понимает, что я еще не совсем здесь. Может быть, эту привычку — жить в своей голове — наш сын перенял от меня.

Ло вздыхает.

— Карточку взял?

Еще один прокол. Тем более на фоне благодарностей, красного вина, тоненьких кусков пиццы, панчетты[83], снова вина, смеха, любви, ты видел кольцо Беллы? Это ужасно, когда ты не взял карточку, когда нет оправдания, когда ты не хочешь быть там, где находишься, и не можешь это скрыть. Бородач. Роджер Блэр. Я знаю, что должен быть внимателен к этим людям, потому что они дороги моей жене. Вижу себя в какой-то квартире, где я, подобно Бородачу, оклеиваю стены бумагами Ло.

— Послушай, что я могу сделать?

— Перестань валять дурака.

Пара человек услышали ее реплику. Это несправедливо. Облажался я, а виновато опускает голову она.

— Клянусь тебе, это все. Конец. Обещаю.

— Где ты был сейчас?

Если бы не любила, то и не спрашивала бы, так что знак хороший. Я рассказываю ей все. Не спеша. Как нашел Джона Бронсона. Как нашел его квартиру. Но ее глаза пусты.

— Ло. Это большое дело.

Она подбирает сумочку и направляется к двери.

Вот тут оно и случается, крах. Мы официально становимся парой, которая не просто ссорится, придя к вам на вечеринку, но и выясняет отношения за дверью.

— Ло, пожалуйста.

Она даже не смотрит на меня.

А ведь когда-то это было наше место. В самом начале, когда мы только сошлись, оно было нам не по карману, но мы чувствовали себя такими богачами, имея друг друга, что приходили сюда раз в месяц просто так, без всякой причины. Здесь все было лучшее. Лучшая пицца. Лучшие ароматы. И лучший секс, когда мы приходили отсюда домой. Мы верили в себя и действовали на основе этой веры. Все было до. До светящихся уточек на стенах. До Чаки.

Пытаюсь еще раз.

— Пожалуйста, Ло. Скажи, что мне сделать.

Она поворачивается ко мне как учительница. Сейчас она мне не жена. Она смотрит на меня, как чужая, как наблюдатель, как я смотрю на преступника в камере по ту сторону стекла. Она приберегла все на сейчас, эту разборку, это бичевание. Это еще не казнь, но уже проблема.

— Ты с этим своим чаем. Завариваешь пятнадцать минут.

— Там так написано. У меня нет навязчивых идей.

— Почитай внимательнее, Эгги. Там сказано, что идеальное время для заварки — пятнадцать минут. Но можно заваривать и десять. Нам не говорят это напрямую, но, допуская, что пятнадцать минут не обязательное время, они признают, что жизнь не всегда идет по расписанию. Что иногда возникают обстоятельства, в которых не нужно заваривать чай пятнадцать минут. Может быть, твоя жена устала от четырех походов в аптеку в один день, от двух поездок в Брэдли, как всегда, в одиночестве, и, может быть — может быть, — не стоит постоянно спрашивать, заваривался ли чай пятнадцать минут. Может быть, ты не станешь придираться, потому что у нее мешки под глазами, которых не было до твоего мешочка. Да, мы все знаем, почему ты не пошел вовремя к врачу. Ты не хочешь быть частью этой семьи.

У меня холодеет внутри. Хочется смять букеты, порвать на кусочки и выбросить.

— Ло, пожалуйста, я же стараюсь…

Она убирает волосы за уши, как это делает Марко.

— Так вот. Я пойду на эту вечеринку, потому что там мой мальчик, и я имею полное право быть там, есть пиццу, выпивать и праздновать все хорошее, что есть у меня в жизни. Ты этого не хочешь? Прекрасно. Тогда уходи, а я останусь.

— Подожди.

Она наставляет на меня палец с накрашенным ногтем. Раньше Ло никогда не красила ногти. Теперь, когда она рядом, я вижу, что у нее и веки блестят.

— Нет, Эгги, нет.

Ло поворачивается, но я не могу допустить, чтобы она ушла, не могу потерять ее и все сразу.

— Думаешь, ты такая идеальная? Ты со своими деточками. Мои дети, мои дети. Ты повторяешь это как какое-то магическое заклятие, как будто от постоянного повторения они и в самом деле станут твоими.

Она дрожит.

— Прекрати.