Пахом крепко выругался и кинулся к двери у пианино. Он навалился на нее всей спиной и намертво уперся ногами в пол.
- Надолго нас не хватит! - рявкнул он и стряхнул беспокойные пальцы, которые полезли было ему под одежду.
Развернувшись, он взвел курок револьвера и пальнул по двери почти не целясь, в отличие от меня. От пуль измученной древесине досталось никак не меньше, чем от мертвячьих рук; теперь конструкция держалась на честном слове. Снизу дверь пробила нога и опасно задергалась, словно что-то нащупывая.
- Пахом, уходи! - закричал я, затем снова вскинул винтовку выстрелил в одну из дыр, не выбирая особо себе цели.
– Живо за мной! - отрезала Агафья
Она оббежала стойку и юркнула в люк. Как только глухой стук знаменовал ее приземление, я обернулся и узрел подле себя маску Пахома. Тот схватил меня за рукав и увлек за собой, да так быстро и ретиво, что я чуть было не пристрелил его второпях.
Не выдержала одна дверь, потом вторая; со всех сторон в кабак хлынул поток обезображенных, мерзко пахнущих тел. Двигались они с проворством, какого едва ли можно было ожидать от трупов, готовых развалиться на части. На одном красовались остатки рубахи, на другом вообще ничего не было, кроме башмаков.
- Вниз! - велел Пахом и положил руку мне на голову.
Я пригнулся, подчиняясь нажиму его ладони и чуть не повторил печальную судьбу того пьянчуги, но в последний миг нащупал верхнюю перекладину, схватился за нее и съехал кое - как по лестнице.
На самом дне кто-то потянул меня за локоть. В темноте проступило обеспокоенное лицо Пелагеи.
- Николай, - проговорила она, – ну ты как?
- Вашими молитвами, - ответил я, и шагнул в сторонку.
На мое место тут же с грохотом сверзился сверху Пахом.
Он встал во весь рост и взялся за скобы люка:
- Агафья!
Пояснений не требовалось - та была уже рядом, сжимая в механической кисти три невесть откуда взявшихся стальных прута. Она по очереди передавала их Пахому, а тот просовывал их через скобы, не забывая второй рукой удерживать люк.
Наверху истлевшие пальцы выискивали щели, но, к своей ярости, не находили: крышка плотно прилегала к полу.
Под топот и скрежет мертвых ног и рук я стал осматриваться по сторонам. Ничего общего с кирпичными туннелями, которыми меня вела Пелагея; всего лишь подкоп, напоминавший больше нору. Пахло здесь жидкой грязью, мхом и подгнившими опилками, словно запах чего - то незавершенного, словно ещё не рожденного.
Наконец с люком было кончено, и рослая тень Пахома застыла, словно никакого шума сверху и не доносилось.
- Госпожа, а где фонари? – спросил он у Агафьи.
Вскоре туннель озарил тусклый оранжевый свет. На грубо обработанных стенах поблескивала влага. К потолку уходили опорные столбы, на которых и покоился кабачок, но их присутствие утешало слабо. Вдоль стен стояли без дела лопаты; некоторые порядком уже ушли в грунт, одни черенки торчали между вагонеток. С них взгляд мой переполз на рельсы под колесами, и до меня наконец дошло, что мы не в каком-то там погребе. Туннель вырыли с определенной целью.
На сей раз Агафья опередила мой вопрос и пояснила:
- Нам дорога одна - вглубь. Всегда только вглубь. Сами ведь видите, как бывает… Наверх нам путь закрыт. Для этого у нас ни материалов, ни средств, ни возможностей - слишком опасно. Стены ведь не только для чужаков - они и нас удерживают не хуже. Так что коли мы хотим расширяться - дорога нам только вниз.
– Разумно, – кивнул я.
– А теперича ходу, господа, – объявила Агафья, поднимая фонарь. Потом повернулась ко мне и пояснила:
– Сейчас пройдем под каналом второго кольца до хранилища. Вам там понравится. От него уже и до дворца рукой подать. Найдется ваша сестричка, Николай Александрович, найдется.
Глава 23
Свет фонаря Пахома упал на шаткую груду сломанных ящиков, которые кто-то накидал друг на друга, да так и оставил вязнуть в грязи.
- Сначала я, - сказал здоровяк. - Мы сейчас уже довольно-таки далеко отошли от «Мольберта». Думается, основная их масса сейчас там. Эти гадины никогда не устают. Они будут царапать пол, пока руки не сотрут до костей. И чем больше будет шума, тем больше их туда набежит.
- И тем меньше останется рядом с нами, – сделал я вывод.
- На это вся надежда. Дайте-ка я сперва осмотрюсь наверху на всякий такой случай.
Он придавил ножищей самый нижний ящик и, убедившись в его устойчивости, не спеша полез наверх. Металлические обручи, придававшие сей конструкции жесткость, ответили пронзительным скрежетом, который в глухой утробе подземелья казался громче всяких выстрелов.
Все невольно поежились и притихли. Только Агафья спросила:
- Слышишь что-нибудь?
- Нет, - ответил Пахом, - но нужно еще оглядеться.
Ветхие сосновые ящики застонали под его ногами, грязь отвратительно зачавкала, угрожая обрушить всю груду. Однако конструкция выдержала, а Пахом спохватился, стараясь поднять люк без лишнего шуму.
- Кажется, чисто, - произнес Пахом.
Уверенности в его голосе не ощущалось, но до ушей не доносилось ни шарканья, ни царапанья, ни стонов. Думается, все сочли тишину за добрый знак.
Пахом опустил крышку и заговорил, до предела понизив голос: