Провинциализируя Европу

То самое ощущение свободы в отношении к прошлому, которое артикулировали и Ганди, и Амбедкар, предполагает, однако, и возможность другого отношения к нему. Свобода от прошлого может означать, что с прошлым можно обращаться как с вместилищем ресурсов, постоянным резервом, к которому субъект политической модерности может прибегать по необходимости в борьбе за социальную справедливость. Это понимание свободы характерно для отношения Ганди к священным текстам. «Священные книги в строгом смысле этого наименования, – писал Ганди, – могут иметь дело только с внутренними истинами и взывать к любому сознанию. <…> Ничто не может быть принято, как слово Божье, что нельзя проверить разумом или пережить духовно». Ганди утверждал, что у человека есть выбор в вопросе религии: «Религию следует судить не по ее худшим образцам, а по тому лучшему, что она смогла создать. И только это может служить стандартом, к которому следует стремиться и который следует превосходить»[707].

Амбедкар в свою очередь цитировал Джона Дьюи – «моего учителя, которому я столь многим обязан» – и говорил: «Каждое общество обременено тривиальным, мертвой древесиной прошлого, а также тем, что вне всякого сомнения порочно». Задача «просвещенного» общества состояла «в том, чтобы сохранить и передать в целости не все существующие достижения, а только те, что способствуют лучшему будущему общества». Соответственно, индуисты:

…должны рассудить, не следует ли им прекратить поклоняться прошлому как поставщику идеалов <…> Проф. Дьюи… говорит: «Любой индивид может жить только в настоящем. Настоящее – это не просто то, что наступает вслед за прошлым или производное прошлого». <…> Индуисты должны рассудить, не пришло ли для них время признать, что нет ничего постоянного, ничего вечного, ничего «санатам»[708]. Всё меняется. <…> должна происходить постоянная революция ценностей, и индуисты должны осознать, что если существуют стандарты для оценки деяний человека, то должна существовать и готовность пересмотреть эти стандарты.[709]

В этих фрагментах исповедуются два вида отношения к прошлому. Одно – это историцизм, идея, что для овладения вещами мы должны знать их историю, процесс пройденного ими развития на пути к тому, чем они стали. Историцизм сам по себе обещает человеку определенную степень автономии относительно истории. Идея состоит в том, что если познать причинные структуры, действующие в истории, то можно в какой-то степени стать их господином. Другой тип отношения к прошлому, который исповедуется здесь, я называю «децизионистским» типом. Под «децизионизмом» я понимаю такую диспозицию, которая позволяет критику говорить о будущем и о прошлом так, будто они были конкретными, ценностно нагруженными моментами выбора или решениями, которые предстоит принять в отношении и прошлого, и будущего. Здесь не идет речь об исторических законах. Критик руководствуется своими собственными ценностями при выборе наиболее желаемого, здорового, разумного будущего для человечества и смотрит на прошлое как на склад ресурсов, из которого он черпает по необходимости. Подобное отношение к прошлому включает революционно-модернистскую позицию, когда реформатор старается свести какую-то отдельную историю к нулю, чтобы построить общество с чистого листа. Однако децизионизм необязательно связан с иконоборчеством в отношении прошлого. Оно позволяет иметь несколько позиций в отношении прошлого – от уважения до отвращения – и при этом не быть им связанным. Он использует «традицию», но это использование руководствуется критикой настоящего. Таким образом, оно представляет собой свободу от истории, но также и свободу уважать те аспекты «традиции», которые будут сочтены полезными для строительства желаемого будущего.