Провинциальная история

— А я пока найду, чем вас покормить, — причем произнесено это было… каким-то престранным тоном, будто она точно знала, что еда есть, но сомневалась, стоит ли ею делиться.

А Ежи вспомнились сказки, те самые, детские, в которых доверчивый путник брал из рук ведьмы пирожок и…

Это сказки!

Просто сказки!

В конце концов, превращение человека в лягушку — ненаучно! В осла тоже. И… и он заставил себя ответить:

— Благодарю…

Душа двигалась чуть быстрее, чем следовало бы, вынуждая Ежи поторапливаться. Приходилось почти бежать, и бег этот не оставлял времени осмотреться, хотя, что уж греха таить, осмотрелся бы Ежи с превеликим удовольствием.

Когда еще выпадет оказаться в подобном-то месте.

Но…

Коридор.

Зала, показавшаяся огромной и гулкой. Какие-то картины в тяжелых рамах. Рамы тускло поблескивают в отсветах солнечных камней, но изображение будто пылью покрыто. Или пологом? Снова коридор.

Лестница с высокими ступеньками. Вьется, кружит и кажется бесконечною, хотя это-то совершенно невозможно. И Ежи приходится перескакивать через ступеньки. Сердце стучит, в груди клокочет, и кажется, Евдоким Афанасьевич точно знает, каково людям на этой вот лестнице, иначе бы не улыбался этак, преехидненько.

— Все ли хорошо, господин маг? — поинтересовался он, повиснув в пустоте.

— Все… просто замечательно.

— Тогда продолжим. Осталось не так и долго… помнится, моя супруга эту лестницу тоже недолюбливала… мир праху ее.

— В чем-то её понимаю… — Ежи все-таки приостановился ненадолго, дух переводя.

— Пришлось даже подъемник строить…

Вот ведь… и ругательство Ежи сдержал. Во-первых, он в чужом доме, во-вторых, явился сюда незваным. Спасибо, что вовсе в лесу не оставили.

— Как давно… простите за мое любопытство, оно неуместно, однако…

— Без малого третью сотню лет, — произнес дух и, махнув рукой, отступил. — Прошу. Дверь не заперта. Что до прочего… единственное, о чем прошу, будьте аккуратны.

Дверь.

Темный дуб и серебряное плетение. Символы знакомы, но сочетание их кажется напрочь лишенным смысла, чего быть не может, а потому Ежи замирает у этой вот двери, отчаянно пытаясь запомнить все, каждую мелочь.

Руна «Ис», похожая на бычьи рога, а потому и прозванная рогатой, упирается в косяк, продолжаясь, превращаясь в совершенно женскую «Ладу». И та уже прорастает в третью руну, и в четвертую, создавая сложнейший узор.

Дерево теплое.

Металл холоден. Сила… сила ощущается, вот только осталось ее на самом донышке. И к лучшему. Что-то подсказывало, что в ином случае вряд ли у Ежи получилось бы открыть дверь. Теперь же она отворяется беззвучно.

Порог.

Ковер.

Облако пыли или…

— К сожалению, моя лаборатория находится чуть в стороне от дома, — Евдоким Афанасьевич возникает уже внутри. — А потому за пределами сохранного контура.

Здесь холодно. И этот холод, совершенно нехарактерный для лета, для нынешней ночи, едва не заставляет Ежи отступить. Он словно предупреждает, что не стоит соваться туда, куда не звали.

Звали.

И вовсе не из-за любезности.

— Могу я… свет создать?

Сказал и поморщился, вспомнив, что его магия здесь не работает. Однако солнечные камни молчат, не пытаясь гореть. В них тоже не осталось сил, как и во всей этой комнате. Она невелика, и похоже, что является лишь одной из многих, потому и похожа скорее на гостиную, чем привычную Ежи лабораторию.

— Просто напитайте камень силой, — Евдоким Афанасьевич взмахнул рукой. — И не стесняйтесь, я вижу, вам любопытно. Ну хоть кому-то…

Любопытно.

Ступает Ежи осторожно. Ему вдруг становится страшно, что само его присутствие навредит, что комнате, что этой вот заброшенной башне. На пушистом ковре остаются следы. А холод… холод не уходит, этот холод подернул стены изморозью, посеребрил железные подставки, да и сами солнечные камни покрылись толстым слоем сизого льда.

— Почему…

— Обратный эффект. Реакция Шаторского…

— Никогда не слышал.

— Чему вас только учат, — Евдоким Афанасьевич покачал головой, всем видом своим выражая неодобрение. — Один из фундаментальных законов.

Ежи коснулся камня.

Холодно, мать его.

— В месте, где происходит одномоментный выброс энергии, величина которого превышает критическую по шкале Егорьева-Окунева, образуется локус дестабилизированной негативной силы.

Кроме холода не ощущалось ничего.

И тянуло убраться поскорее.

Но Ежи упрямо стиснул зубы. Он заставил себя положить руки на ледяной кокон и сосредоточился. Солнечный камень ощущался… да примерно, как накопитель и ощущался, только большой. Стоило потянуться к нему, и он, очнувшись, сам принялся тянуть из Ежи силу.

— Находиться долго здесь не рекомендую, — проворчал давно почивший маг. — Негативная сила имеет обыкновение сказываться на живых… негативно.

— Тогда…

Камень слабо засветился, позволяя разглядеть не только сумеречные очертания мебели, наполнявшей комнату. Гостиная и есть.

Ковер на полу.

Картины на стенах, и вновь же слишком темно, чтобы разглядеть детали. Столик. Пара кресел. Одно изящное, хрупкое, с резною гнутою спинкой, которую покрывала ледяная короста. Второе куда как больше.

Тяжелее.