Провинциальная история

— Лилечка? — Ежи отстранил ведьму и подхватил дитя на руки. До чего же легкая…

…Аннушка, о которой помнилось весьма смутно, тоже была невесомой, до того, что и мальчишкою Ежи умел ее поднимать.

Девочка приоткрыла глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — она улыбнулась светло и ясно.

И сердце защемило позабытой уже болью. Надо же, а казалось, что отпустил, изжил, смирился…

— Давайте в дом, — ведьма тяжко вздохнула и дверь открыла. — Только, пожалуйста, осторожнее. На котят не наступите…

— Батюшка ругается? — тихо спросила Лилечка, обнимая шею тонкими ручонками.

— Волнуется.

Пара ступеней.

И порог.

Неприятное ощущение, будто вновь на его, Ежи, смотрят. В огромном холле пусто и сумрачно. И от сумрака этого разглядеть дом не выходит, разве что понять, до чего же он огромен.

Высокие потолки.

Лестница, что разбегается на два крыла.

Балюстрада скорее угадывается, нежели видна. Также угадывается и рисунок, выложенный на полу.

…волк ощерился, будто предупреждая, что не стоит сюда заглядывать тем, кто задумал недоброе. И сам дом, взбудораженный появлением людей, тоже недоволен.

Он живой.

Не разумный, нет, но определенно живой. И подчиняясь желаниям ведьмы, дом пробуждается, зажигая один камень за другим.

— Боги пресветлые, — раздраженный голос заставляет Ежи обернуться, и руки сами собой складываются оборонным знаком. — И кого ты из лесу притащила?

— Это маг… верховный, — ведьма выглядела виноватой.

А призрак…

…не призрак. И только человек, далекий от магической науки, мог совершить подобную ошибку: взять и перепутать призрака и воплощенную душу.

— Это… Евдоким…

— Евдоким Афанасьевич, — соизволил представиться тот, кто добровольно отказался от посмертия. — Князь Волков.

— А это… Ежи… тоже князь.

— Курбинский, — добавил Ежи, подозревая, что фамилия его на Волкова впечатления не произведет. Так и вышло, тот лишь фыркнул презрительно.

Наверное, будь Ежи по моложе, обиделся бы.

В университете обижался, когда кто-то из тех, кто и вправду князья, позволял себе подобное.

— И верховный маг… — ведьма почесала своего зверя за ухом.

— Верховный маг? Этот… мальчишка? — Евдоким Афанасьевич изволил воплотиться за спиной Ежи, и от резкого изменения векторов силы потянуло холодом. — Канопень, конечно, никогда-то большим городом не был, но чтобы так… до чего докатился мир!

— А это… Лиля, правильно?

Лилечка кивнула.

— Она потерялась. А потом вот нашлась…

Вновь повеяло холодом.

И подумалось вдруг, что с призраком Ежи справился бы, случалось встречаться, а вот воплощенная душа — дело другое, и сил его малых не хватит даже на то, чтобы запереть эту самую душу в камне-ловушке.

Если б вдруг оказался этот камень, совершенно случайно, да в кармане.

Но карманы были пусты, а дом… древние дома имеют свой характер, так поговаривали, и не каждого принять готовы, и оттого столица строилась да перестраивалась, особенно Белый город, который давно уже перестал белым быть.

— Ну не выгонять же их посреди ночи, — привела ведьма аргумент, самой ей показавшийся веским. И по тому, как тяжко вздохнула душа — знать бы, кем был при жизни этот самый Евдоким Афанасьевич — Ежи понял, что выгонять их не станут.

До утра.

— Гостевые покои там, — ответили им, махнув куда-то в сумрачные глубины дома.

— Благодарю, — Ежи отвесил поклон, которому наверняка не хватало изящества.

— Не стоит, маг… боги пресветлые… это — и верховный маг…

Душа захохотала, и голос ее, отраженный стенами, ударил. К щекам прилила кровь, стало вдруг неимоверно стыдно, хотя ничего-то стыдного Ежи не делал.

И вообще…

— Батюшка волнуется, — тихо-тихо произнесла девочка, глядя на душу снизу вверх и столь жалобно, что и та смутилась. Во всяком случае, смех оборвался.

И вправду, надо бы вестника послать, если не князю — все ж Ежи не столь близко знаком, чтобы ставить собственную метку, — то хотя бы Анатолю.

Мысленно обругав себя за бестолковость, он попытался сотворить этого самого вестника, только… знакомое заклятье создалось.

И рассыпалось золотистой пылью.

Дом и вправду был стар. А еще придирчив к гостям. И не собирался дозволять им… всякое тут.

Ежи попытался еще раз, лишь для того, чтобы убедиться, что дело вовсе не в его неумении, но именно в самом этом месте. Не вышло.

— Почтовая коробка у него есть? — поинтересовался Евдоким Афанасьевич, который и не думал исчезать, но на Ежи поглядывал с интересом.

Девочка кивнула.

А вот Ежи подумал, что вовсе не выглядит она столь уж изможденной. Нет, бледна и худа, почти полупрозрачна, что нормально для детей с ее болезнью, но при том всем в обморок не падает, да и стоит, головою крутит, озираясь с обыкновенным детским любопытством.

…Аннушке вот ничего-то интересно не было. В последний год она и вставала-то редко, предпочитая проводить время на лавке, под тяжелым овчинным тулупом, из-под которого выглядывали лишь побледневшие рыжие прядки.

— В таком случае, полагаю, господин маг не откажет нам в любезности…

— Буду бесконечно счастлив помочь, — Ежи вновь поклонился.

— Прошу следовать…

Следовать за духом не хотелось категорически, но ведьма кивнула и сказала: