Ведьма… это ж ведьма. Кто знает, чего ей в голову взбредет? А ну как вправду Антошка не глянется? Особливо теперь, мокрый, вспаренный и без рубахи шелковой.
За рубаху особенно обидно стало.
А с другой стороны, может, оно и к лучшему? Вот вернется Антошка домой, пыль оботрет, взденет рубаху свою, кудри частым гребешком расчешет… еще можно Акулинку попросить, чтоб она помогла. Небось, для этакого дела не откажет, она с Аленкою давно приятельствует, хотя ж матушка этого приятельствования категорически не одобряет.
А вот Антошка мешаться не станет.
Если, конечно, Акулинка поможет ему с волосьями, разберет на прядочки, сахарною водицей смочит и после на тряпицы закрутит. А там всего-то погодить, чтоб высохли, и локоны будут правильные, ровные да пригожие.
Он вздохнул и с тоскою поглядел на дорогу. Путь обратно представлялся далеким, а вперед — страшным, ибо лес темнел, шумел и глядел на Антошку недобро.
В животе опять заурчало.
И Антошка шмыгнул носом.
Или все-таки к ведьме? Если поглядеть, то после можно будет Стасику рассказать…
Кусты вдруг зашевелились, заходили, и, прежде чем Антошка перепугался в конец, на опушку выбрался зверь невиданный. Сразу понятно, что ведьмин: сам черный, что в угле вымазанный, шерсть дыбом торчит, глазищи огнем горят.
Сердце сразу и рухнуло в пятки.
Зверь же уставился на Антошку глазищами своими и сказал:
— Мяу!
— Мамочки, — прошептал Антошка, которому давешний план пойти в услужение больше не казался сколь бы то ни было прекрасным. Напротив, потянуло домой, пусть к Акулине, с которою можно будет про Аленку поговорить, пускай она сперва спросит, чем Антошке прилюдно со сватовством позориться, и к самой Аленке, толстозадой и справной, и к корчме, к столу им, Антошкою, доблеска вытертому.
Только…
Он поднялся, не спуская со зверя настороженного взгляду. А тот…
— Умр, — сказал веско и, развернувшись, пошел по дороге. Антошка с тоскою оглянулся.
— Не держи зла, маменька, — сказал он, отвесивши поясной поклон дороге. — И вы, сестрицы, не забывайте сваво братика…
Из глаз сами собой потекли слезы, но спорить с дивным зверем Антошка не посмел.
Оставалось лишь надеяться, что собою ведьма будет не зело страшна.
И не зла.
И…
Глава 21
Где повествуется о женской красоте и сложностях в выборе правильного супруга
Все люди рождаются свободными и равными в правах, но некоторые потом женятся.
Стася сама не поняла, как так получилось. Вот они с боярыней Анной Иогановной беседуют, точнее беседует боярыня, а Стася слушает, и вот уже Стася стоит на скамеечке, а вокруг нее хороводы водят, одно за другим платье примеряя.
— Чудесно, просто чудесно! — боярыня в ладошки хлопает.
Девки сенные — кажется, они именно так назывались, но до конца Стася уверена не была — кивают, причем на лицах одинаково восторженное выражение, а сама Стася чувствует себя полною дурой.
Точнее, худой.
Слишком худой для этих нарядов. Ладно, рубашка, которая в пол, она сама по себе свободного крою, так что лишь веревочку на горловине подтянули, и села если не хорошо, то терпимо.
— И вот то платье, которое с листочками, — махнула рукой боярыня. — Я его когда-то шила, но по молодости маловато вышло…
С платьями, в отличие от рубахи, не ладилось. Все же и в годы более молодые боярыня отличалась приятной округлостью фигуры и немалым богатством, а вот Стася…
…из платьев она почти вываливалась.
И вторую рубаху девицы прямо на ней подшивали, и делали это столь споро, что не оставалось сомнений: о швейных машинках здесь знать не знают, ведать не ведают.
На Стасю натянули очередное платье, узкое сверху, но расходящееся от пояса этаким колоколом. И ладно бы просто колоколом, но ведь и рукава-то до самой земли свисали.
Вот теперь и она добра девица.
Красна, то есть. Или все сразу, и добра, и красна.
Стася пошевелилась, пытаясь понять, как люди вообще с этакими рукавами живут. И ладно, что в них прорези имеются, чтоб руки высовывать, но ведь хвосты-то, считай, пол метут. Или почти метут.
— А пожалуй, что неплохо… — задумчиво произнесла боярыня и соизволила подняться с лавки. Она сама подошла к Стасе и ущипнула за талию. — Конечно, лишь на первое время… в Китеже все больше на западную манеру ныне носят, но Тадеуш такой ретроград… с другой стороны, вы без мужа…
Стася кивнула, подтверждая, что таким полезным в хозяйстве созданием, как муж, еще не обзавелась.
— Ничего, найдете… я отправлю с вами Матренку…
…девица, похоже, именно упомянутая Матренка, бухнулась на колени, глядя на Стасю с суеверным ужасом.
— …она и шить горазда, и вышивать умеет. Тканей… пока пособлю, а то… вы не поймите превратно, но ваш наряд… безусловно, хорош… удивителен… однако… в наших краях люди не поймут. Люди здесь еще большие ретрограды, чем Тадеуш.