— Вообще-то, следственным экспериментом занимаются полицейские, но предупредить, чтобы была на месте, могу. Наверное, я ей об этом сейчас и скажу.
— И это правильно, — удовлетворенно вздохнул Стас.
Меркурьев поднялся из-за стола. Тут же встал и Стас. Должно быть, он решил проконтролировать, пойдет ли адвокат к Ярославе или нет.
— Что это со Стасом? — поинтересовалась у Валерия Степа.
— Ничего странного. В убийстве Ольги подозревают всех нас. Но нам-то что от ее смерти? А у Ярославы действительно имелся мотив.
— А если окажется, что она все-таки прилетела позже?
— Тогда…тогда надо искать сообщников. И опять в подозреваемых все мы. Впрочем, может, следственный эксперимент что-то прояснит? — наивно понадеялся Валерий. — Пойду я.
Мы остались втроем: я, Степа и Куропаткин. Кухарку и Эмму я в расчет не брала — ни та, ни другая не разговаривали на русском языке. При них можно было общаться, не опасаясь, что информация, сказанная вслух, уйдет куда-то дальше.
— Веня, мне показалось, что, прежде чем сюда прийти, вы с Меркурьевым о чем-то разговаривали? — полюбопытствовала я.
— Да, — с неохотой ответил Вениамин. — Он спрашивал, как меня лечили в психиатрической клинике. Не пойму, неужели это имеет какое-то отношение к убийству Ольги?
— А что именно его интересовало? — насторожилась Степа.
— Да все! Кто меня лечил, как лечил, какие процедуры мне были прописаны, какие условия проживания в клинике, какой там досуг, мог ли я общаться с кем-то, например, с Григорием. Бред какой-то. Зачем ему такие подробности режима психиатрички?
— Значит, надо, если спрашивал, — пробормотала я. — И что ты ему ответил?
— Я сейчас должен повторить все свои ответы? — ощетинился Веня.
Я намерено не обратила внимания на Венино нежелание общаться.
— Если, можно, повтори, пожалуйста.
Догадавшись, что мы от него все равно не отстанем, Веня стал вспоминать:
— Ну что я ему отвечал? Условия проживания в клинике хорошие. Для тех, кто не буйный, передвижение по территории клиники свободное. Кстати, ни я, ни Орлов буйными не считались. Нас только в первый вечер прокапали и выпустили в «коллектив», — пошутил Куропаткин. — Там вообще к алкоголикам отношение хорошее. А совсем уж агрессивных психов держат в закрытом блоке. Для остальных пациентов жизнь как в санатории: процедуры, прогулки, отменное питание и разные интеллектуальные занятия, например, рисование, лепка, складывание пазлов. Врачебный состав очень внимательный. Есть даже один русский доктор. Правда, он не совсем русский, сын эмигрантов, родился во Франции, но по-русски разговаривает очень хорошо, почти без акцента. Он со мной занимался психотерапией: внушал, что пить плохо; пытался выяснить, как я дошел до такого состояния; давал разные советы, как не пить. Из бесед с ним я понял, что корни у него вырваны безвозвратно. Русскую душу ему уже не понять.
— А почему Меркурьев спросил, общался ли ты в клинике с Орловым?
— А бог его знает! Он вообще много Орловым интересовался. Особенно после того, когда узнал, что фамилия моего лечащего врача тоже Орлов.
— Да? Значит, ты общался с Орловым?
— Конечно, мы же в одно время на прогулки выходили. Гришка очень удивился, когда меня в больничном сквере встретил. Я бы даже сказал: обрадовался, прыгать начал, дурачиться, как будто, правда, сумасшедший.
— Веня, а Аристарх Бенедиктович не спрашивал тебя, можно ли уйти из клиники? — вдруг спросила Степа.
Интересно, она подумала о том же, что и я? Только у Орлова на момент убийства было алиби. Но такое ли оно у него железное?
— Спрашивал. Я ответил, что понятия не имею — не пробовал. А вообще, наверное, можно. Заборы невысокие, собак ночью не выпускают, охрана только на центральном входе. Камеры слежения есть, но работают ли они, не знаю.
— Все можно проверить. Венечка, — взмолилась Степа, — а ты не хочешь…
— Не хочу, — не дал ей договорить Куропаткин.
— Мы бы пошли с тобой. Ты ведь мог там забыть какую-нибудь свою личную вещь? Мог.
— Веня, Алина ждет нашей помощи, — напомнила я.
— Хорошо, только ради Алины, — согласился Вениамин. — Сейчас пойдем?
Степа, обменявшись со мной многозначительным взглядом, ответила:
— Зачем сейчас? Пойдем, когда стемнеет.
— О, боже, — выдохнул Куропаткин, но спорить не стал, а только попросил: — До вечера я могу быть свободен? Зайдите за мной в номер, когда соберетесь в клинику. Сумасшедшие! Сами рвутся в психушку.
Веня ушел, а мы еще остались, решив заказать по чашке кофе. Эмма с недовольным видом приняла заказ.
— Совсем обнаглела, — вздохнула я, проводив горничную взглядом.
Кофе, который она принесла, был чрезмерно горьким и совсем неароматным, как будто его сварили вчера, а сегодня только разогрели. Не получив желаемого удовольствия, мы не стали его пить, поднялись и вышли.
Анри привычно клацал по клавиатуре компьютера и потому нас не заметил.
— Давай зайдем к Меркурьеву? — шепнула мне Степа.
Мне и самой хотелось узнать, что на уме у нашего, то есть Алининого, адвоката.
— Аристарх Бенедиктович, к вам можно? — постучала я в дверь его апартаментов.
— Войдите, — крикнул он из-за двери.