Проводки оборвались, ну и что

Тут вещество места, сансуси, из него отчасти составлены и Бахи, и статуи, и Фридрих, и пустота, и все вместе. Все происходит само собой, не требует внимания, но где именно это складывается? Вроде в Сансуси, но какой местный вставил бы сюда Штирлица? сколько туристов дошло до кампуса? кто бы подумал о Гебюре или о ванне, которая как чугунная, но мраморная? Многие детали и не выяснены – почему и зачем тут овцы, например. Нет контекста, а нет его – нет и тебя. Или наоборот. Но есть вещество сансуси, из которого делаются связи, они скручиваются в жгуты, запутываются, завязываются в узлы, продлевают себя, вегетативно размножаясь. Рефрен хулиганззззхххулиганззз за парком, всё в жгутах и переплетениях, чуть влажное и скользкое, громадное на небольшой территории.

Автор тогда небольшой и одноразовый. Сансуси вряд ли различает конкретно его, но машинально всасывает то, что тот ощутил по его поводу. Поглощает посторонние элементы, он ими питается, и они теперь войдут в его комплект. Сансуси не разбирает, в нем и такое и сякое, что написано на второй странице, и на 23-й. Уместится без разбора. Сансуси захотел пожрать автора и делает это, ты у него внутри, пишешь же это. Но только у автора нет идентичности, у него идентичность текста, а тот все не выстроится. Был бы готов – сделался бы объектом, да хоть путеводителем. Но пока не сошелся, автор еще не съеден, а тогда он потенциально равен Сансуси. Напротив громадного Сансуси огромный автор, тоже выше леса раза в два-три, а то и больше. И у него много разного, среди чего теперь и Сансуси со всем, перечисленным словами. Автор может оказаться в любой точке этой конструкции одновременно, так что Сансуси теперь уже внутри него, кто тут кого поглотил?

И это зацепка для теории. Здесь какое-то промежуточное существо, между твоими существованием и тушкой, вот что. Тушка понятна, ну а существование – существуешь же как все тут существует, невесть как и почему. Промежуточное существо, посредник. Громадный, он есть у каждого. В нем всякие закутки, вакуоли, слои фактур, кластеры, области, места, факты, домыслы, звуки – из каждой точки куда-то идут ощущения, повсюду свой кукольный (потому что небольшой) театр. Одновременно. Разнообразие жизни уместно изучать по картинкам глубоководных существ: зубастые, безглазые, громадные, небольшие, светящиеся, склизкие, устрашающие – рыбы и твари. Медузы, рачки, невесть что, крылоногие моллюски какие-то. Их вид не предполагает производить впечатления на того, кто не имеет отношения к их территории. Тот их сдуру вытащил наверх, разнообразие и непривычность его поразят, но вокруг разнообразия не меньше, не только видимого. Откуда бы меньше. В промежуточном организме есть дыра, из которой вылетают дроны. Не по делу, не контролировать окрестности, а просто так. Не крутишься в какой-то схеме, она сама жужжит во все стороны. Дроны летают, а дыра/точка ощущает и увязывает их новости. Это не та точка, в которой ты просто существуешь (для определенности пусть она будет каким-нибудь колышком, допустим – лиловым), эта внутри промежуточного существа. Ну, может, она там представитель колышка. Промежуточный организм или делается статуей человека, или обеспечивает вылеты дронов, которые будут еще и самостоятельно расщепляться выше-ниже, туда-сюда.

В первом случае мясная статуя вырастает, как из личинки. Маленькая, белая, личинка растет; мягкая, пока растет; затвердеет, дойдя до положенного ей размера, станет личностью, действующей статуей человека. Ее-то и хотят съесть Сансуси и схожие с ним существа. Личинка когда-то была точкой, которая рассылала крошечных дронов, но заросла, запуталась в водорослях, покрылась мясом и стала статуей, которая делает человеку мысли и чувства, принимает решения, ну и прочее хозяйство. Там куча красоты: баночки, скляночки, воспоминания; темы, не употребленные телом, стали как минералы. Статуя оценивает, выбирает, достраивает себя тем, на что обратила внимание. Растет. Накопленное отшелушивается, лохмотьями. Иногда отваливается пластами, как слои реклам со щита. Поверх наклеится новое. Когда кто-то окаменевает, это красиво: вот прямоугольный заснеженный плац (должен же в тексте появиться снег). Он ровно утаптывает его по периметру, против часовой стрелки – почему-то против, по прямоугольной сужающейся спирали. Снаружи внутрь, строго ровно. Дойдет до центра – остановился, дальше некуда, снег заметает плац, его тоже, и он сделается статуей, которая там была всегда. Можно разбросать по снегу густую черешню, темно-бордовую, произвольно – для красоты, глядя сверху. Нет, кроме этого, ничего, счастье тут.