«Где мы?» «В горах, не разглядел разве…?» «В каких горах, дедушка? — слабо спросил я». «В каменных, внучек, — ухмыльнулся, сел рядом. — Дедушки… бабушки… дяди с тётями… Меня Михаил Петрович зовут, а лучше — Миша. Договорились?» «Как же так — Миша… Да вы мне в дедушки годитесь!» «Нет, — говорит, — не гожусь я тебе в дедушки. В друзья — да, если захочешь…Я тебе, Петушок, хороший мой! жизнью обязан». «Да что там» — отвечаю, — я ж и не сделал ничего… Сами вы с хворью да болячками разобрались». «А не будь тебя — может, и не разобрался бы. Дружить будем?»
Что я мог сказать…? Вот он сидел рядом, и было мне хорошо. Хорошо-хорошо!..А друзей — настоящих — никогда не было; ни друзей ни родных. До восемнадцати лет дожил — воспитатели да приятели…, столько одиночества накопил — мочи недоставало!..
«Да, — говорю, — а вы…» «Ты». «Хорошо… А ты — кто? колдун?»
Миша хохотал минут пять (может и больше). От души хохотал.
«Нет, Петушок, — сказал он, отсмеявшись, — не колдун. Я самый что ни на есть обыкновенный Мастер. Ткач».
Опять я обалдел. Как-то сюда совсем не вязались ткачи…
«Так ты что, на ткацкой фабрике работаешь, Миша…? — спрашиваю осторожно».
Тут его от хохота совсем повалило. Снова минут на пять.
«Дикий ты. Петушок! — сказал он, утирая слёзы. — Да не обижайся! Среди дикости расти — как диким не стать. В том твоей вины нету. — Миша посмотрел на облака. Улыбнулся. — Я — Мастер О́ЭМНИ; в далёкой-далёкой давности идущих по тропке О́ЭМНИ называли Ткачами». «А что это — О́ЭМНИ…?» «Хм… Тут, дружок, языком объяснить затруднительно… Само слово можно перевести так: сверкающая нить. НИТЬ-основа, НИТЬ — проходящая сквозь все нити Условной Реальности, и, вместе с тем, — вне их… Непонятно?» «Не очень, — честно ответил я». «А само слово нравится?» «Да. Очень!»
Действительно, сразу почувствовалось что-то… Вот что-то… Ну — волшебное! и — родное, родное-родное!
«Тогда — пошли». «Далеко? — спрашиваю я». «Далеко, — отвечает Миша. — И — навсегда». «Как — навсегда…?…Мне же в армию скоро…»
Ух, как он рассерчал!
«Нечего тебе в армии делать, — говорит, — там вообще никому нечего делать. Ишь, взяли моду: ать-два! пиф-паф!..Паскудники! Нравится в смертушку играть — никак наиграться не могут!» «А как же, — спрашиваю, — Родину защищать?..» «Родину? — сурово посмотрел, строго. — Родина — это то, что родное для тебя, близкое. А родное и близкое — беречь надо; от дураков беречь, да от собственной дурости — заодно! Тогда и защищать не потребуется…Да из насилия и защита — какая…? Никакой! Насилие — насилие рождает, насилием кормится… Дай-ка сюда паспорт!»
Я достал паспорт и положил на протянутую Мишину ладонь. Только положил, как паспорт — прямо на ладони — вспыхнул, и сгорел буквально за несколько секунд. Миша аккуратно опустил пепел на землю, махнул мне рукою — приглашая за собой, и пошёл в сторону заброшенного здания.
Здание было как здание. Из простого кирпича. Судя по всему, здесь лет десять-пятнадцать назад начинали что-то строить, но так и не достроили — бросили. Окна пустые. Из дверных проёмов — только на одном дверь, дощатая, с остатками зелёной краски. Крыши нет. И снаружи и внутри — всё заросло высокой травой, а четыре бетонных ступеньки перед дверью промелькивали из травы, как маленькие речные волны. Красиво!
«Куда мы?» — спросил я Мишу. «Туда…» — показал он на дверь.
Я сунулся в окошко и оглядел внутренности здания: густо заросшие холмики строительного мусора, какие-то балки… Тянуло сыростью…
«Зачем? Там даже ночевать негде. И крыши нет…» «Ночевать? — Миша удивился. — Ты же вроде выспался!» «Выспался…»
Миша поднялся по ступенькам и — остановившись перед дверью — обернулся ко мне:
«Знаешь, почему петухи голосят солнцу навстречь?» «Нет, не знаю…» — «Они просят научить их летать!»
Подул тёплый ветерок. Миша вдохнул, глаза его засверкали:
«Пора. Пойдём, Петушок».
Ничего не понимая, я поднялся по ступенькам и остановился. Во мне была растерянность.
«Открывай!»
Я потянул за ручку и распахнул дверь…
За дверью было море…
Петушок мечтательно и ласково улыбнулся, вспоминая.
— Купались?
— Ага. Я никогда раньше не был на море, а тут: чайки, дельфины, камушки разноцветные, ракушки… Барахтался, пока голова кругом не пошла!
— Это стоит паспорта.
— Ещё бы!.. К тому же Миша научил меня без паспорта обходиться.
— Ай-яй-яй…
Петушок рассмеялся:
— Ну так же правда проще! Сколько леса для дурной игры в документы перевели! А тут: подбери любую бумажку — она тебе и паспорт, и справка любая, и всё что угодно…
— Аи-яи-яи!..
Петушок подобрал со снега бумажку от конфеты, и она тут же в его руках превратилась в забавную открытку с летящим на шариках Винни-Пухом. Потом картинка замерцала, стала трёхмерной, — и Пух нам подмигнул.
Я пихнул Петушка плечом о плечо:
— Хватит шалить. Отпусти фантик — у него свои заботы. Давай дальше рассказывай.
— Ой:… а что — дальше?.. Ты же просил рассказать о встрече! Ну вот: мы — встретились…
— А чем тебя там, кстати, кормил Миша? Мёд у диких пчёл таскал, небось?
— He-а. К вечеру появился Ади́ с сыновьями. Два мешка еды принесли. Доверху! Вкуснющей!.. — Петушок облизнулся.