Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

(Во мне последние полгода часто возникало некое Предощущение; оно нарастало, становилось сильнее, отчётливей… Значит — несколько недель. Ладно…)

Ади́ смотрел на небо…Тяжёлое небо, свинцовое, в потёках низких туч с провислыми лохматыми боками. Давно уже следовало быть дождю, но — дождя не было, и эта вспученная упруго-налитая задержка создавала стойкое ощущение дискомфорта.

— Ты не против дождя, Сева?

— Нет…Давно пора!

Ади́ внимательно огляделся вокруг, встал, подошёл к лежавшему метрах в четырёх обломку прессованного мрамора. Взял обломок в руки, поговорил с ним и, резко крикнув, опустил на землю сантиметрах в десяти-пятнадцати от прежнего (откуда взято было) места…Тут же, без всякого громового предупреждения, без первых редких капель — рухнул ливень.

Мы перебрались на автобусную остановку под ржавый козырёк остановочного навеса.

— Я бы не смог так быстро найти связку. Ты просто чудо, Ади́! Здорово получилось!

— Связок было несколько… Дождь держали. Кто-то держал дождь…

Дождь… Дождь бурлил вокруг остановки, перемешиваясь с холодным ветром — захлёстывался внутрь, плясал брызгами, грохотал тысячами барабанных палочек по жести навеса. Воздух стал сырым и плотным. Быстро стемнелось.

— Ты отсюда — на Арал?

— Да. Сыновья ждут.

— Мне Петушок рассказывал, как твои сыновья гонялись за ним, пытаясь накормить какой-то гадостью.

Ади́ улыбнулся:

— Национальное кушанье….Но Петушок и угощатёлей и кушанье забросал песком. Так что — всё обошлось.

Он перетянул к коленям висевшую на плече холщовую сумчонку и, покопавшись, достал круглый ароматный хлеб, мешочек с какими-то сушёными ягодами и старинную овальную флягу с водой. Расстелил на скамейке тряпицу. Пригласил к ужину.

Мы поели. Пока Ади́ убирал остатки трапезы в сумку, я поудобней приёрзался, закрыл глаза и на меня накатила лёгкая дождливая дрёма.

— Маэстро…

— А?

— Там… У той дверцы вокруг тебя было много людей, некрепко, но явно соединённых с тобой людей… Это — опасность. Дверца откроется только для тебя.

— Я вообще не смогу никого туда провести?

— Не знаю… Во всяком случае — войти тебе лучше одному, иначе — опасность.

— Дверца… дверца… Что же это за дверца…? А?

— Судя по всему — Сокровенная Дверца…

— Сокровенная для меня?

— Для всякого…

Помолчали. Дождь усилился. Усилился ветер. Барабанные палочки больше не стучали по навесу, — они сплелись в один сплошной гул.

— Послушай, Ади́, а как ты встретился с Мишей? Как вы познакомились?

Тот поднял брови, удивился:

— А зачем тебе? Так важно?..

— Кто его знает… Нравится. Интересно. Я ко всем пристаю с этим вопросом. Кто не против рассказать — рассказывает, кто против — я не настаиваю…

— Здесь нет никакого секрета, но рассказывать — не люблю, не умею. Да и давно было: почти семьдесят лет… — Ади́ задумался. Встал, отложил сумку в сторону. — Я покажу тебе. Так будет лучше, понятнее.

Мы стали друг напротив друга, соединили руки — ладонь к ладони — и я увидел… (даже — нет, не увидел: перенёсся в туда…)

Пустыня… Горячий песок… Безветрие… Яркое размыто-слепящее солнце…

По песку идёт мальчик. Он полусогнут в ходьбе, он то и дело спотыкается, падает…; почти не смотрит, куда идёт.

Сколько лет мальчику — не угадывается. Может — семь, может — восемь, а может и десять-двенадцать. Очень измождён…, черты лица обмялись — понять трудно…

Ощущается (расплывчато, бессвязно) происходящее с этим ребёнком: беда… большая беда… он уходит от беды, бежит от неё… несколько дней в пустыне… плохо понимает — зачем…? куда…?., невероятно — до крика! — хочется пить… он едва отдаёт отчёт, что — передвигается, идёт…

Склон бархана. Мальчик падает на спину. Рядом — застывшая, много-оттенково-изумрудной расцветки, ящерица. Она медленно подбегает к лежащему, смотрит на него внимательно, даже как-то сурово… Забирается на грудь. Ребёнок делает слабую попытку согнать с себя рептилию; руки плохо слушаются…, почти не поднимаются…

Ящерица соскакивает — очень резво — в сторону, и тут же, там, где она упала в песок, возникает тонкий высокий крутящийся вихрь…Множество песчинок обрушивается на мальчика, он кашляет.

Моментальным обрывом, секундой — вихрь рассыпается. Возле лежащего стоит мужчина (в длиннополой хламиде, белой шапочке…). Он присаживается на корточки; берёт горсть песка, растирает его в ладонях, — и вот в полуоткрытый рот ребёнка падают капли прозрачной свежей воды.

Мальчик не удивлён; его чувства притупились. Он ловит капли воды, а они падают… падают… обжигая губы, расплёскивая по телу надежду.

Я не сразу узнал в мужчине Мишу. Выражение его лица было мне не знакомо, да и само лицо — подёргивалось, переливалось…

Миша взял мальчугана на руки и пошёл куда-то вправо, буквально через несколько шагов — смазавшись и исчезнув…

Дождь перестал. Ади́ забросил на плечо сумку, поклонился:

— Рад буду видеть тебя вновь, маэстро.

— Ятоже, Ади́…

— Появляйся у нас. Мягкой постели, котла с бараниной — не обещаю, но добрую встречу-да…До встречи, брат!

— До встречи!